Чужие письма

Жаль, не послушался я тогда совета твоей мамы и с самого начала нашей совместной жизни не остался жить у тебя.

Тогда бы я потерял только свою московскую дыру, но зато сохранил бы здоровье всей нашей семьи!

У нас оно у всех за последнее время сильно ухудшилось.

Заодно ухудшилось и наше материальное положение, но оно поправимо. Здоровье же членов семьи бывает иногда совершенно непоправимо!

Любая мать, какая бы она ни была, никогда не желает плохого своим детям. А твоя вообще не может нам желать ничего плохого, ибо она сама испытала невероятно много трудностей: до войны несладко жила, в войну чудом уцелела и тебя спасла от верной гибели, а после войны чего только не натерпелась от первого твоего неудачного брака…

И раз она мне еще в начале 1959 года давала добрый совет — к тебе переехать, — мне следовало прислушаться к ее словам, и зря бы у нас этот год не пропал!

Но я ей все тогда: «Москва! Москва!»

Даже стишки какие-то вспоминал про то, как много есть для нас хорошего в одном только этом звуке.

Почему я так много пишу о твоей маме?

Да потому, моя милая, что нам — взрослым детям — не мешает иногда прислушаться к доброму совету мамы.

Посторонних советчиков тысячи!

Их советы можно сколько угодно выслушивать и пропускать мимо ушей. Советы мамы — нельзя!

Разумеется, прежде я только и думал, что взять тебя поскорее с детьми в Москву, получить здесь жилплощадь, а потом обменять ее на квартиру в твоем городе. Но ты так долго тянула время, что я сам теперь пришел к окончательному решению к тебе переехать…

Почему?

Читай внимательно письмо № 9.

8 января

Письмо № 9

…нежели возить тебя с детьми сюда и туда.

Во-первых, это отразилось бы на грудной Гале — переезжая с места на место, она могла бы простудиться.

А во-вторых, и на маленькой Люсе — новый коллектив в школе, теснота, грубые соседи — все это безусловно отразилось бы на ее успеваемости и поведении.

Теперь же я все как следует обдумал и решил наконец-то положить конец всем нашим мучениям.

Я — один, а вас — трое.

А это означает, что не вы ко мне, а я к вам должен поскорее приехать!

Когда я раньше звал тебя в Москву, ты меня за это ругала и правильно делала!

Зачем бросать хорошее во имя худшего?!

Дабы исправить эту ошибку, я вовремя успел тебе дать телеграмму «ВОЗДЕРЖИСЬ» и написал очень много авиа и простых писем.

Ты же меня снова ругаешь.

За что?

Куда это годится?!

Я, конечно, виноват во многом, но — поверь, мне сейчас очень и очень тяжело.

Разумеется, тебе тяжелее, у тебя двое детей, но…

Дорогая ЛЮБА, хотя на этом письме и стоит дата «8 января» — это не так. На самом деле оно написано 9 января, а «8» я написал для того, чтобы не забыть сообщить тебе о том, что я успел сделать вчера.

А сейчас — поздний вечер 9 января, я сижу в своей комнате, пишу тебе это письмо и обливаюсь слезами…

Читай внимательно письмо № 10!

Вся наша беда, все наши трудности, самые главные трудности первого года нашей совместной жизни возникли у нас с тобой из-за жилья. У нас ведь совсем нет жилья в том смысле, в каком его следует понимать.

Вспомни, какой покосившийся у твоей мамы домик?

У меня — 8 квадратных метров.

У тебя просторнее, так вместо окна — какое-то отверстие для проветривания воздуха!..

Итак, вчера я был в Московском городском бюро обмена жилой площади. Возле дома, в котором оно помещается, всегда стоит толпа, а все стены там оклеены сотнями и тысячами объявлений…

Я не стал ни с кем говорить, а сразу же прошел в бюро, где выяснилось следующее:

1) Жилплощадь в домах барачного типа обмену не подлежит.

2) Так как я живу в этой квартире с соседями — собственно говоря, не в квартире, а в одной большой, разделенной еще перед войной перегородкой, комнате — то я должен иметь их согласие на обмен.

А на какое их согласие могу я рассчитывать?

Они ведь знают, что когда я к тебе насовсем перееду, то именно им, а не кому-нибудь достанется моя жилплощадь!

3) Так как дом наш подведомственный, то я, оказывается, помимо согласия соседей, должен иметь еще и разрешение на обмен соответствующей администрации, а я у них на производстве никогда не работал и меня там никто не знает! Пока я здесь живу — с этим считаются, а перестану жить — сама понимаешь…

4) Если бы мне даже и предоставили право на обмен, то и тогда мне пришлось бы искать у вас не просто желающего прописаться в Москве, но такого человека, на которого отсюда поступил бы вызов или запрос. А поди поищи там у вас сейчас какого-нибудь крупного специалиста или организатора производства! Ведь это им только дают сейчас беспрепятственно постоянную московскую прописку!

Вот что я выяснил в бюро обмена.

Но меня это не устраивает, и я буду еще выяснять — в других местах. Быть может, наш дом и не совсем барачного типа?

9 января

Письмо № 10

Дорогая ЛЮБА, сегодня у меня большое горе.

Я весь вечер сижу дома и горько плачу.

Такого со мной еще не было.

СЕГОДНЯ, 9 ЯНВАРЯ 1960 ГОДА,

В ДВА ЧАСА ДНЯ

СКОНЧАЛАСЬ МОЯ ТЕТЯ

И ТВОЙ ИСКРЕННИЙ ДРУГ

МАРТА БОРИСОВНА

БОГАТЫРЕВА