Теперь больница ожила словно муравейник. Иван слышал голоса, но смотрел только на кровать. Ему некуда было спешить, у него впереди еще много дней в этой маленькой больничной палате. К нему, наконец, приходило чувство потери: и Риты, и рук, и карьеры, и просто любимого дела.
Именно в таком состоянии его и застал главный врач со своим сыном. Мужчины буквально вломились в палату, едва не налетев на вторую кровать.
– Какого черта, Иван?! – закричал Николай Петрович. – Что это?!
Он тряс перед лицом Северина раскрытой истории болезни.
– Протокол операции, – ответил мужчина, не поднимая на кричавшего главного врача глаза.
– Как это понимать?! В моей больнице! Вот это…?!
– Что «это»?! – строго спросил Северин, наконец, посмотрев Николая Петровичу в глаза. – У Вас в больнице штатный врач не может провести операцию?
– Но ты же ее не проводил! Кто?!
– Там подпись моя, почерк мой, какие еще вопросы? – отрешенно спросил мужчина.
Николая Петрович оскалился.
– Да я тебя по статье уволю!
«Интересно, по какой?» - подумал Иван, но молча прикрыл глаза.
– Пациент в реанимации, тяжелый, – подсказывал молодой Николай Николаевич в модном накрахмаленном халате, под которым вместо медицинского костюма была представительная рубашка.
– После таких операций пациенты всегда в реанимации, и их состояние довольно тяжелое. Я не вижу причин сомневаться в последующей состоятельности швов и анастомозов, поэтому уверен, что если вы не накормите его сейчас – а командовать в реанимации, Николаша, Вам никто не даст – с пациентом все будет в полном порядке. Потом его заберет первая хирургия, я уже договорился.
Молодой человек только рот открыл, не зная, что сказать.
– Вы забываетесь! – вскрикнул Николай Петрович.
– Да пошел ты к черту! – внезапно заявил Северин, понимая, что его тошнит уже от этих людей. – Увольняйте! Не уволите - я сам заявление напишу. Рожи ваши бюрократские я видеть больше не в состоянии! Пошли вон отсюда!
– Иван Северин! – рявкнул главный врач, становясь в позу и буквально сминая историю болезни. – Вы все еще в моей больнице.
– А мне казалось, она государственная.
– Государственная, но из платной палаты мы вас мигом выбросим.
Иван рассмеялся. Это было уже последней каплей. В нем что-то словно взорвалось. Усмешка превратилась в оскал. Не будь гипса на руках и правой ноге, он непременно бы ударил мужчину. Иван невольно дернул пальцами, стараясь сжать их в кулаки куда сильнее всех прежних раз, вызывая дикую боль, скользящую разрядом до самых локтей и отзвуком поднимающуюся к плечам.
В беспомощном гневе он дернул ногой, сбрасывая со здоровой левой ноги резиновый тапок, а тот угодил Николаю Петровичу прямо в нос.
– Проваливайте, твари, – прорычал Северин.
Стало тихо. Бывший заведующий второй хирургии и главный врач просто гневно смотрели друг на друга.
– Что здесь происходит? – спросил прибежавший на шум заведующий травматологического отделения.
Это был крупный лысый мужчина, похожий скорее на члена банды, укравшего медицинский халат, чем на врача. Олег Петрович, а именно так звали мужчину, при всем своем виде, был человеком интеллигентным и справедливым.
Главный врач, не в силах уже говорить, покрывшись пятнами, показал мужчине историю болезни.
Тот посмотрел только на подпись и, не вникая, сообщил:
– Иван Сергеевич, на данный момент, пациент нашего отделения, и, учитывая тяжесть его травм, я рекомендую отложить все разговоры на потом, а сейчас пройдемся в мой кабинет.
Иван даже не поверил, что все эти люди оставили его.
Мужчина знал, что поступил правильно, но тихо завыв, просто рухнул в кровать, злясь на весь мир. Он только теперь почувствовал, что жизнь его рушится, а сам он при этом едва ли способен держать себя в руках. Хотелось крушить все вокруг, но Иван просто физически был на это сейчас не способен.
Его карьера хирурга действительно закончилась, и та ночная операция была последней.
11
Рита, придя домой, от усталости сразу уснула.
Ее накрыл странный сон, подобный видению. Она вышла на сцену театра в белом халате. Ей предстояло сыграть молодого талантливого врача с большим будущим.
– Но ты не актриса, ты – врач, – сказал ей человек из зрительного зала.
Девушка удивилась и тут же поняла, что стоит не на сцене, а в больничном коридоре.
– Ты – врач, – сказал чей-то голос, но никого вокруг не было.
– Я – актриса, Маргарита Алюшина.
– Ты – врач, – повторил голос.
Рита хотела возмутиться, взмахнула руками и ощутила их тяжесть. Испуганно посмотрев на свои руки, она поняла, что ее кисти прячутся в чем-то странном. Она сначала подумала, что это гипс, вспоминая руки Ивана, но присмотревшись, с ужасом поняла, что это бетон.
Вскрикнув, Рита вскочила, внезапно проснувшись.
Выдохнув, она встала, остудила свою безумную голову водой, окончательно приходя в себя, и решила все же заняться поступлением. Включив компьютер, она нашла в сети «Грозу» Островского, посмотрела на заглавие, на список действующих лиц и просто выключила монитор. Ей не хотелось читать никаких пьес и играть ничего не хотелось.