— Потом… — пробормотала Алина, опуская голову. Она пошевелила пальцами, но уже без истерики, без паники. Просто перебрала оборки на юбке, привычным жестом, каким треплют по холке любимого старого пса. — Потом всё стало, как сейчас. Судья очень злилась, и сейчас злится. Она уже много раз пыталась меня выселить, выгнать. И официально, и не очень — просто подговаривала деревенских, чтобы ко мне приходили попугать. Но куда я отсюда уйду? Я бы с радостью.
— Ясно. — Маша подвинулась к ней и накрыла ладонью её запястье. — Не бойся, всё будет хорошо. Я со всем разберусь. Ты молодец, что всё рассказала.
У Сабрины едва не свело скулы. Алина смотрела на Машу глазами брошенного под дождём щенка и едва не плакала. В свете бледного дня было видно, как дрожат её губы. Слёзы Сабрина терпеть не могла.
— Вы закончили? — вообще-то не в её правилах было встревать в подобные разговоры, но ей упрямо хотелось на улицу, да и от спёртого пыльного воздуха уже першило в горле.
— Да, — успокоила её Маша и встала. — Алина, до свидания.
Та мгновенно вскочила, чтобы открыть и закрыть за ними дверь.
…Холод, теперь показавшийся приятным и освежающим, пощипывал кончики пальцев. Сабрина обернулась на Машу, которая сосредоточенно глядела куда-то мимо.
— Как ты догадалась? — спросила она, хоть на языке ворочался другой вопрос. Ворочался медленно и неприятно, поэтому проще было проглотить его вместе с кислым привкусом недоговорок, чем произносить вслух.
— Догадалась о чём? — Маша вздрогнула, отвлечённая от своих мыслей, и обернулась к ней.
— О том, что мальчики и Алина связаны. Мало ли, как они могли погибнуть.
На улице деревни было безлюдно и тихо, только где-то поскрипывали деревья. Окраина. Маша дёрнула плечом.
— Ну да, а Судья Алину просто так ненавидит? Так не бывает.
— Нет, правда же, как?
Маша смущённо улыбнулась.
— На самом деле, я подумала об этом только после того, как поговорила с Роком. Он сказал одну фразу, не знаю, что он имел в виду. Но тогда он сказал, что Судью и назвали Судьёй, потому что она скора на расправу. И потом… это такая статья, по которой обычно судят неудачливых учителей и воспитателей.
Сабрина хмыкнула и отвернулась, пообещав себе, что ни о чём больше не спросит. Маша ведёт следствие, вот сама пусть и разбирается с судьями, несчастными девочками и именами на могилах. Но не выдержала.
— Ты что, уже решила, что Алина ни в чём не виновата? Помнится, ещё с утра ты была другого мнения.
Маша хитро сузила глаза. Из её кармана торчал обтрёпанный уголок блокнота, который она быстренько затолкала поглубже.
— Я этого не говорила. Виновата Алина или нет, мы ещё увидим. Главное, чтобы сейчас она расслабилась и перестала строить из себя невинного ребёнка. Девочка, которая ведёт холодную войну с Судьёй, не может быть слабой и беззащитной. Как думаешь?
Они вернулись на знакомую улицу, в конце которой стоял дом Судьи, и что-то заставило Сабрину обернуться. У забора на кособокой лавочке сидела давешняя старушка, она была укутана в безразмерную фуфайку, цветастую шаль, а глаза слепо смотрели прямо.
Одна сухая рука замерла над другой, словно бы старушка гладила кота и нежно придерживала его, чтобы не грохнулся с колен. Вот только кота не было. Сабрина подняла взгляд на её лицо: губы бабули беспрестанно, но беззвучно шевелились.
Сабрина проснулась мгновенно и поняла, что Маша тоже давно не спит, хоть лежит неподвижно, чтобы не скрипнула кровать, чтобы не отозвались старческим хрипом половицы пола. Она проснулась и увидела в полумраке широко распахнутые глаза Маши.
А через минуту она услышала едва различимый шорох. За незашторенным окном кто-то ходил, осторожно ступая по сухим листьям и земле, скованной корочкой льда. В небе мерцали яркие звёзды — вот и всё, что увидела Сабрина со своей кровати.
— Ты это слышишь? — одними губами спросила Маша.
— Да.
— Оно разговаривало, — тревожным, едва-едва ли не всхлипывающим шёпотом произнесла Маша. Сабрина увидела, как она вцепилась в край одеяла.
Маша была одета, как будто спать ещё и не ложилась, а решила только притвориться. Джинсы и белый свитер — одеяло накрывало её не полностью. Но в доме стояли темнота и тишина, как могло быть только глубокой ночью.
Сабрина тряхнула головой и припомнила, что спать отправилась раньше Маши. Та ещё сидела на кухне — рисовала схемы и дожидалась Судью. Сколько же она просидела?
— Кто? — отозвалась Сабрина.
Маша глазами указала на окно. Бледно-серый свет звёзд озарял подоконник, на котором привычно валялся её телефон. Шаги больше не звучали, и Сабрина опустилась на подушку, чтобы спокойно подумать над тем, кто может ходить вокруг дома по ночам и что ему там понадобилось. Пистолет лежал у неё под подушкой, а заговорённый меч в ножнах повис на стене. Сабрина мало чего боялась в этой жизни.
И вдруг её как током дёрнуло: шаги зазвучали снова, замерли, кажется, у самого окна, и тихий голос прошелестел:
— Выйди.