Чужие сны

– Неужели? Да у тебя сейчас полсотни действующих джамперов, Кирсаныч. Чем же я особенная?

– Девяносто шестой прыжок, – Кирсанов не обратил никакого внимания на ее иронию. – Сотня без четырех. За двадцать лет с момента открытия прыжков тех, кто перешагнул за сотню, можно посчитать на пальцах. Причем на пальцах одной руки. А вдруг все? Кончилась батарейка? Вот именно сегодня, сейчас – раз! – И кончилась. Не страшно, а?

Давыдова посмотрела на него и покачала головой:

– Не страшно.

– А мне – страшно. Я каждый раз, когда подписываю тебе джамп, об этом думаю. И боюсь. За тебя боюсь. За ребят боюсь. С меня за допустимые потери никто не спросит. Но, Кира, я хочу, чтобы тебе было страшно. Чтобы ты вовремя остановилась.

– Мне не страшно, – повторила Кира упрямо. – Что-то ты, Алексей Гаврилович, не то говоришь. Ты же должен меня приободрять, твердить, что у меня впереди вечность. Мне же через три четверти часа прыгать неизвестно куда, душегубством заниматься, наш больной мир спасать. А ты мой боевой дух подрываешь… Мне надо о долге размышлять, о выполнении задания, о возвращении, наконец! А о том, что каждый прыжок может меня убить, мне вспоминать не с руки!

Он взял вскипевший чайник, налил в кружки кипяток и щедро сыпанул туда чайного концентрата. Вода мгновенно окрасилась в густой коричневато-золотой цвет, и по комнате потянуло сильным цветочным ароматом. Кира знала, что вкус этого питья куда хуже запаха, но все-таки с удовольствием взяла в ладони горячий сосуд и осторожно отпила, едва касаясь губами чуть выщербленного края.

Кирсанов тоже отхлебнул из кружки, слегка обжегся, чмокнул недовольно губами, и, усевшись в свое кресло, спросил:

– Не с руки, значит? И ты об этом совсем не думаешь? Ты уже подошла к сотне, а это на сегодня рекорд! И рекорд не спортивный, от тебя и твоего умения не зависящий. Просто так получилось. Джампер, доживший до сотни, – это кунштюк, его бы в Кунсткамере показывать, этого джампера… За необычные свойства организма.

– Так последним мог быть любой из прыжков, – сказала Кира. – И пятый, и десятый, и 66-й! Ты же знаешь – заранее никто и ничего не чувствует. Нельзя предугадать, когда кончится батарейка, и может быть, это неплохо – просто в какой-то момент погасят свет… И на этом все…

Кирсанов помолчал немного, сморщил нос и, странно отставив мизинец, почесал им бровь.

– Как это манерно, Давыдова. Чтобы не сказать, как глупо. Впрочем, помешать тебе я не могу. Джамперы – они расходный материал. Ты уж прости, что мне захотелось, чтобы ты жила дальше. Не прав я. Мне надо твой боевой дух поднимать, так?

– Чего ты злишься, Леша? – спросила Кира негромко. – Ты спросил – я ответила. Ты меня из постели вытащил. Из тепла, от бутылки вина, от мужчины. Я приехала не потому, что хотела. А потому, что – надо! Я знаю, что это надо. Ты знаешь, что это надо. Возможно, именно сегодня нам удастся вернуть себе наш старый мир. Мы же для этого работаем, а, Кирсанов? В это верим?

– Ты смелее меня, Давыдова.

– Глупости, – сказала Кира. – Я не знаю, что страшнее: идти в джамп или ждать, когда вернутся те, кого ты туда отправляешь. Я бы с тобой не поменялась.

– Никто бы со мной не поменялся, – Кирсанов поднял на нее взгляд (взгляд, еще минуту назад растерянный, ищущий, изменился, стал привычным – расчетливым, жестким, словно последние несколько фраз выморозили из него все эмоции) и ухмыльнулся. – Оставь надежду, всякий здесь сидящий… Ты – кругом права. Моя лямка – мне и тянуть. Знаешь, Кира, была такая легенда у греков о перевозчике Хароне. Работа у него была с виду простая – возил народ с одного берега реки на другой. В один конец. Только вот два берега – это берег живых и берег царства мертвых. А текущая между ними река – Стикс, река забвения. И он плавает вечно туда-сюда, туда-сюда. И ему не пристать – ни к живым, ни к мертвецам. В безвременьи…

Алексей Гаврилович повел плечами, словно ежась от холода, и продолжил:

– Такую работенку можно схлопотать только за грехи, причем за грехи тяжкие – и не иначе.

– Я знаю, кто такой Харон…

– Кто б сомневался!

– Это не ты.

– Ну конечно! Какой из меня перевозчик? Я – начальник группы матобеспечения. Я даже не оперативник. Ты прости меня, больше я тебя доставать не буду. Ты девочка взрослая, знаешь, что делаешь. Значит, так… Приступим к делу. Сегодня поведешь группу…

– Свою? – перебила Кира.

– Свою, – успокоил ее Кирсанов. – Андрон, Рич, Сипуха. Только без Котлетки пойдете. Она вторые сутки в изоляторе: вирус. Температура под сорок. Рвется в бой, но слаба, как медведь весной. С тобой пойдут только четверо…

– Кто-то из твоих людей?

Кирсанов вздохнул, предвидя реакцию.

– Попрыгун с тобой пойдет.

Давыдова поморщилась, как от зубной боли.

– Это ты зря! Он знаешь как стреляет? Просто зверь!

– У него четыре джампа! Всего четыре! – недовольно возразила Кира. – Ты даешь мне в пятерку необстрелянного курсанта. Спасибо тебе, Гаврилович!