Чужие сны

– В первом приближении – и журналисты тоже. Но статья живет несколько часов, в лучшем случае несколько дней или месяцев. Книги более долговечны, особенно хорошие книги. Мир, в котором вы живете сейчас, придуман нами – писателями, уж простите за нескромность! Все вы – если мне придет в голову описать сегодняшнюю встречу – станете плодом моего воображения, оставаясь при том обычными земными людьми! Да, это так… Воображаемое и реальное – это даже не Инь и Янь. Это просто одно и то же, и через несколько лет после того, как события произошли, никто не знает, что придумано, а что нет. Да что там – через несколько лет! Слышали присказку: врет как очевидец?

По залу прокатился легкий смешок.

– Меня считают фантастом, – продолжил Давыдов, улыбаясь, – но я не пишу фантастику. Я пишу о том, что мне интересно, что меня волнует. Мне надо сделать книгу такой, чтобы вы ее запомнили, чтобы порекомендовали прочесть ее вашим друзьям и близким. И если для этого нужно фантастическое допущение, то я с удовольствием его сделаю. И оно станет реальностью для тех, кто роман прочтет, полюбит моих героев и проживет с ними придуманный мною кусок жизни. Это не фантастика, это просто литература. В литературе нет высоких и низких жанров, есть хорошие писатели, которые пишут интересные книги, и плохие писатели, которые пишут книги скучные. Есть люди, не владеющие ремеслом, и люди, ремеслом владеющие. Одних вы будете читать, даже если они напишут телефонный справочник, а других не будете, что бы они ни написали. Первично читатель выбирает не жанр, а рассказчика. Вот и все. Я ответил на ваш вопрос?

Журналистка кивнула.

Денисов посмотрел на часы.

– Господа и дамы, я очень рад был бы беседовать с вами еще несколько часов, но – увы… Моя супруга, – он помахал рукой Карине, сидящей сразу за журналистскими креслами, и она улыбнулась ему в ответ, – уже поглядывает на меня с нетерпением. У нас полтора часа до начала регистрации, и, если мы хотим улететь, нам надо успеть доехать. Все присутствующие знают, что такое варшавские пробки…

По залу пробежал смешок.

– Поэтому очень вас прошу – последние два вопроса и начинайте подходить за автографами. Хорошо?

Публика загудела – тихонько, как разбуженный пчелиный улей. Кто-то потянулся к стенду за книгами, кто-то принялся доставать из сумок уже купленные тома.

– Денис Николаевич!

Давыдов не сразу нашел обладателя громкого, с металлическим отзвуком, голоса – тот стоял чуть в стороне от журналистов, кучковавшихся в правом углу.

Мужчина лет сорок пять – пятьдесят. Высокий. Худой, но не болезненно. Лицо вытянутое, с резкими складками вдоль носа, подбородок острый, губы – одно название: рот похож на разрез. Глубоко посаженные глаза – темные, внимательные. Человек повел головой так, словно ему мешал тугой воротник (точно капитан Овечкин из «Неуловимых»), и пригладил ладонью и без того гладко лежащие, зачесанные назад волосы.

– Да, слушаю вас…

Не журналист, отметил про себя Денис. Ни бейджика, ни наглости во взгляде. Читатель. Будем надеяться, благодарный.

– Скажите, Денис Николаевич, считаете ли вы, что писатель в некотором смысле является не только зеркалом, отражающим реальность, но и…

Гладковолосый поискал слово и внезапно, словно досадуя, что мысль высказана недостаточно четко, щелкнул сухими длинными пальцами. Щелчок этот произвел на публику странное воздействие – улей умолк, люди невольно повернулись к говорившему.

– …но и, – повторил тот, – творцом этой самой реальности?

– Простите? – переспросил Давыдов. – В каком смысле – творцом? Для читателей?

– Нет, нет! Что вы! – возразил человек и снова дернул шеей.

Никакого тугого воротника на нем не было – свободная водолазка, спортивный пиджак.

– С читателями как раз все понятно! Я говорю о настоящей реальности. Сегодня на сегодня. Думаете ли вы, что ваши книги, ваши мысли, ваши слова меняют мир, в котором вы живете? Мы все живем?

– Ну… – протянул Давыдов, пытаясь понять, о чем именно спросил у него гладковолосый. – Каждый писатель… Он, конечно… В долговременной перспективе каждая мало-мальски талантливо написанная книга оказывает влияние на людей, события, а значит, оказывает влияние на мир…

– Это слишком общо, – сказал мужчина и улыбнулся.

Если судить по улыбке (а Давыдов в улыбках разбирался – эта была свысока), гладковолосый знал ответ на заданный вопрос.

Странный тип.

Давыдов пожал плечами.

– Рад бы ответить конкретнее, но не могу. Писатель – не демиург. Писатель – точно такой же человек, как все остальные.

Мужчина покачал головой.

– Не совсем.