Картина на экране возникла вполне мирная. Правитель Тофета господин Сапт сидел за огромным письменным столом в своем рабочем кабинете, и говорил, вежливо улыбаясь в телефонную трубку. На краю стола сидел первый министр, а. на заднем плане маячил Гилакс. Лица у всех троих были спокойные, даже какие-то… умиротворенные, что ли. Елисеев, произнося обязательные фразы, внимательно всматривался в экран, но ничего особенного не замечал. Но вот Правитель сказал:
– Уважаемый господин консул, я надеюсь, вы довольны доставленными вам пропусками? Вы давно хотели их получить.
Елисеев выразил искреннюю благодарность и признательность, и в свою очередь задал вопрос:
– Можно ли поинтересоваться, господин Правитель, на какой срок выданы упомянутые документы?
– О! – Правитель сделал ручкой неопределенный жест. – На какой вам будет угодно. Если хотите – на все время пребывания у нас.
Елисеев еще раз поблагодарил, и разговор на этом был закончен.
– Так, – сказал Корсильяс, выключив экран, – Первое, что мне кажется несколько странным, – так это то, что министр, пусть даже первый, уселся на стол Правителя.
– Ну, знаете, – отмахнулся Елисеев, – они же не на официальном приеме. Значит, у них достаточно близкие отношения и они между собой не соблюдают ритуала, ничего тут нет особенного.
– А мне гораздо более странным показалось то, что при разговоре присутствовал Гилакс, – сказал Хедден. – Ему вообще нечего делать в кабинете Правителя, а он там болтается, да еще и с оружием.
– С оружием? – обернулся Елисеев.
– А вы не заметили? У него под курткой пистолет.
– Вот те раз, – пробормотал Росинский. – Зачем это?
– Спросите у Гилакса, Валентин Лукьянович, – серьезным тоном посоветовал Хедден. – Может, он вам объяснит.
– Ну, ладно, – сказал Елисеев. – Это их дела, в конце концов, без нас разберутся. Как насчет прогулки, друзья дорогие?
– А не поздновато? – усомнился Корсильяс.
– Ничего, стемнеет еще часа через полтора, можем хотя бы, так сказать, вокруг дома пройтись. Очень уж интересно, – признался Елисеев, и лицо у него стало как у школьника, попавшегося на невинном озорстве. – Просто терпения нет ждать до завтра. Где там Ольшес пропал?
…Усадив Ласкьяри за низкий круглый столик, Олылес открыл один из шкафов и достал большой ильбом репродукций картин вечного Эль Греко. – Вот, взгляните. Мне кажется, вам должно понравиться.
Ласкьяри перевернула несколько страниц – сначала машинально, думая о чем-то другом, потом всмотрелась – внимательнее, еще внимательнее… Она медленно переворачивала листы, и Олылес, следивший за ней, видел, что девушка ищет что-то, ожидает появления чего-то знакомого. Но вот она надолго замерла над одной из страниц. Ольшес подошел ближе. Лаокоон. Девушка смотрела не на человеческие фигуры, нет, – ее взгляд скользил по упругим, полным движения телам змей, чудовищных змей, напавших на жреца Лаокоона и его сыновей.
– Похоже… – прошептала она. – Очень похоже…
Ольшес не решился задать вопрос сразу, в эту минуту, он только отошел снова на несколько шагов, чтобы лучше видеть Ласкьяри – всю, каждое ее движение, каждый случайный жест… Даниил Петрович давно уже учуял неладное, и совсем не случайно сегодня он положил перед девушкой именно этот альбом.
Ласкьяри, словно очнувшись наконец, резко перевернула лист, небрежно просмотрела остальные репродукции, еще на мгновение-другое задержалась на «Виде Толедо», прошептала: «Да, да…»– и закрыла альбом.
– Этот художник… он был у нас? – резко спросила она, вскинув голову и в упор посмотрев на Ольшеса.
– Нет, – покачал головой Даниил Петрович. – Он умер много веков назад. Тогда еще никто не умел выходить в Пространство.
Девушка промолчала, хотя ее взгляд выдал недоверие. Но, не вдаваясь в уточнения, она сказала после недолгой паузы:
– Мне кажется, беседа закончена, мы можем вернуться.
Глава 2