— Ты не станешь больше любить меня! Ты будешь смотреть теперь только на себя! — его взгляд упал на лежащий на столе нож. — Подожди, мама, не убегай! — пробормотал он, протягивая руку.
— Что ты, сынок, куда же я побегу от тебя, — с улыбкой прошептала в комнате мать.
Чувство Смерти
Сегодня многие спрашивают, что подтолкнуло меня к столь глубокому изучению темы души, жизни и Смерти, ставшему причиной многих коренных изменений современного нам мира. Должна заметить, что это не такой простой вопрос, как кажется иногда задающим его, но не столь сложный, как показалось мне поначалу, когда я первый раз попыталась обстоятельно на него ответить.
Начинался этот экскурс в темы, непривычные и, признаться, неприятные для существа, подобного мне, достаточно легкомысленно, и тогда ни я, ни приглашенная мной для небольшой консультации и поддержки Кристи Сташефска, не могли предполагать, чем он для нас закончится. Некоторые необоснованно обвиняют меня в том, что я стараюсь «присвоить себе все лавры», преуменьшая ее роль в общей нашей работе. Это тем более несправедливо, что госпожа Сташефска — к великому моему огорчению, недавно почившая в почетном для человека возрасте девяноста трех лет (до конца сохранив, должна заметить, свой острый ум и необычное чувство юмора, не изменявшие ей никогда!) — все время, что мы были знакомы, оставалась моей хорошей подругой, и я никогда не пропускала случая отдать должное ее трудолюбию и, главное, художественному вкусу.
Переоценить ее вклад довольно сложно, потому как, — как замечают многие, — во многом благодаря именно ее литературным талантам, наше исследование стало столь популярно: привычная мне основательность могла быть лишь хорошим фундаментом, который никогда не стал бы тем прекрасным построением, что вы знаете под вынесенным в заголовок названием.
Итак, после многочисленных просьб и под некоторым давлением со стороны моих издателей, я решилась все-таки опубликовать данный краткий очерк, который всем, не знакомым с ситуацией в целом, может показаться лишь занимательной историйкой. Им я могу лишь предложить для начала ознакомиться с нашей работой — несмотря на пугающий объем, она, по отзывам понимающих людей, является «как минимум — приятным чтением». Для тех же, кто уже знаком с основным текстом, этот рассказ может быть чем-то вроде предисловия или заметки от автора.
Чтобы избежать новых обвинений в неблагодарности, сразу замечу, что приведенный текст — серьезно обработанный самой госпожой Сташефска отрывок изложенных мною в устной беседе воспоминаний и, несмотря на то, что речь ведется как будто от моего лица, может считаться целиком ее произведением.
Идея попросить совета у Кристи пришла мне в голову далеко не сразу. Конечно, она, как живой человек, гораздо больше моего понимает в искусстве. К тому же она — редактор и писатель. Но не думаю, что именно эти соображения заставили меня в трудную минуту поднять трубку и набрать ее номер.
В заведении, где мы всегда назначали наши встречи, мне пришлось вдумчиво изучить меню и позволить первым полутора часам пройти так, как будто мы просто пришли пообедать вместе — от нечего делать. Как ни грызли меня сомнения, лекцию Крис о поведении в человеческом обществе я помнила отлично, и вовсе не желала выслушивать все эти ехидные замечания снова! Наконец, кое-как посвятив ее в суть проблемы, я демонстративно поместила предмет своих тревог — тоненькую книжечку в шестнадцатую долю листа — на середину стола и задала мучивший меня вопрос:
— Кто надоумил их обратиться ко мне?!
— Ну… Не хотелось напоминать, но ты — самое известное умертвие в городе. Возможно — в стране. В мире? — пожала плечами Кристи.
Я поморщилась, но уже лишь по привычке; ее прямолинейность может покоробить поначалу, но меня вообще трудно ранить.
— Это просто чудесно, но вовсе не означает, что я разбираюсь в стихах! — я в некотором раздражении пощелкала когтем по обложке книжки.
Кристи расхохоталась:
— Ведь ты так здорово управилась с тем занудой!
Вспомнив тот ужасный прием всех «сливок» литературного общества, и я невольно усмехнулась. Это было очень привилегированное собрание почтенных снобов, посчитавших для пущего блеска необходимым пригласить кого-нибудь из… нечеловеческой элиты. Считая нас по определению не разбирающимися в искусстве, они забыли о другом нашем свойстве: всегда говорить правду.
— Но у него действительно поганые стихи!
Кристи уже просто рыдала:
— Да, видимо, они достаточно плохи… Даже нежить это поняла!
Залпом допив свое молоко (Несмотря на хорошие со мной отношения, она не рискнула бы оказаться единственным — нетрезвым — человеком в баре для нежити! «Не дразни гул'eй», — так она всегда говорит), моя собеседница подуспокоилась:
— Ты тогда оказалась просто спасением: когда такая толпа стоит и все больше и больше пыжится, лишь бы не показаться дураками — я думала, они лопнут!
— И только этот… «творец», как петух, среди зала! — припомнила я, пригубляя… ох, вам лучше не знать, что!