Чужие сны и другие истории

Я слишком уважал Рекса и не отважился назвать ему истинную причину своего ухода из Питсбургского университета. Не мог я сказать этому человеку, что мне невыносимо год за годом торчать в запасных. Я придумал целую историю, что у меня дома осталась подружка, по которой я очень скучаю. Мне казалось, такая история звучит как-то человечнее и более всего оправдывает мой поступок. На самом деле ни «дома», ни в Питсбурге подружек у меня не было.

Моя бывшая подружка была из Коннектикута. Она на целый год уехала в Швейцарию. В Питсбурге я не написал ни одного рассказа. Все мое писательство заключалось в ведении дневника. Я воображал, как покажу своей бывшей подружке этот дневник и наши отношения восстановятся. Дневник представлял собой сплошной вымысел, на самом деле мой год в Питсбурге прошел так, что о нем и писать не хотелось. Я еще не знал, что занялся тем, чем занимается любой писатель, — начал выдумывать себя. Это было необходимым упражнением перед выдумыванием других — персонажей своих романов.

Короткий разговор в Огайо

В Питсбурге к горечи моего поражения на турнире добавилось унижение иного рода. Преподаватель английского языка и литературы поставил мне «С—». Этот парень, всего несколькими годами старше, обвинил меня в злоупотреблении точкой с запятой, назвав это старомодным знаком препинания. С тех пор я называл его не иначе, как «преподаватель Си-с-минусом». Если он читает мои романы (я бы удивился, если читает), чем ему теперь кажутся мои точки с запятой? Если в тысяча девятьсот шестьдесят втором году они были старомодными, сейчас они, должно быть, вообще седая древность.

Но нанесенные удары по самолюбию не заставили меня бросить писать и заниматься борьбой. Я простился с Питсбургом и вернулся в свой родной штат Нью-Гэмпшир, и не только для зализывания ран. Даже с моими более чем посредственными оценками Нью-Гэмпширский университет обязан был меня принять как уроженца и жителя штата. Здесь я впервые начал учиться литературному творчеству. Его преподавал нам писатель-южанин Джон Юнт — обаятельный, доброжелательный человек с прекрасным чувством юмора, ни разу не посетовавший на мои точки с запятой.

Помимо учебы я занимался тренерской работой, стал вспомогательным тренером по борьбе в Эксетере и выступал как «независимый» борец в разных открытых турнирах штатов Новой Англии и штата Нью-Йорк. Университет Нью-Гэмпшира не имел своей борцовской команды.

Участники этих открытых состязаний представляли собой весьма пеструю смесь. Здесь попадались крепкие, хорошо подготовленные ребята из средних школ; было полно первокурсников и старшекурсников из числа не блещущих достижениями. Были парни и постарше, уже окончившие колледжи и университеты. Некоторые из них показывали очень хорошие и даже лучшие результаты на таких турнирах, зато другие были… уже не в том возрасте или просто не в той форме. Я же оставался «неплохим». Правда, не по меркам Питсбурга, но здесь был не Питсбург.

Хотя я и не входил ни в одну команду, однако на соревнованиях облачался, с разрешения Теда Сибрука, в свою старую эксетеровскую форму. Мне здорово помогали приемы, которым я научился у Джонсона и Уорника. Не забыл я и того, чему учил меня тренер Сибрук. Тренируясь с Шерманом Мойером, я понял важность контроля за положением рук. Верхняя позиция по-прежнему оставалась моей сильнейшей, но дело редко доходило до уложения противника на лопатки. Оказываясь в нижней позиции, я довольно быстро уходил из-под его контроля. Никто из моих соперников не имел мастерства Шермана Мойера. Тот мог часами не выпускать меня из-под своей «опеки».

Вместо того чтобы снижать вес, я начал упражняться с отягощениями. Мне не удавалось держаться в рамках ста тридцати фунтов, и тогда я решил «накачать силу», чтобы выступать в категориях до ста тридцати семи или до ста сорок семи фунтов. (В открытых турнирах весовые категории варьировались между студенческими и «вольными» стандартами; иногда я боролся в категории до ста тридцати шести с половиной или до ста тридцати семи фунтов, а иногда — в категории до ста сорока семи или до ста сорока девяти с половиной фунтов.) Причиной того, что я начал набирать вес, стало пиво. В середине сезона шестьдесят третьего года мне исполнился двадцать один год. Я отказался от сигарет и приналег на пиво.

Ничего удивительного: в университете Нью-Гэмпшира все писатели (и будущие писатели) курили и выпивали. Каждый день я тратил по сорок пять минут на дорогу из Дарема в Эксетер, где тренировался. Редкий уик-энд я оставался дома и не ехал на очередной турнир. Это удивляло и меня самого, и моих новых друзей-литераторов, считавших такую жизнь исключительно нелитературной. У меня были друзья-борцы и друзья-писатели, но тогда я впервые убедился, что две эти группы почти не смешиваются. Был и у меня период (правда, недолгий), когда я пытался разделить два своих пристрастия, считая, что нужно выбирать либо борьбу, либо литературу.