Чужие сны и другие истории

Я с ним спорил: мне хотелось доказать определенную закономерность, под которую подпадал и Гарп. У многих американских писателей их первое произведение было лучшим из всего, что они написали впоследствии. После «Грильпарцера» Гарп писал все хуже и хуже. Однако, по мнению Генри, «Грильпарцер» воспринимался так, словно написать подобный рассказ — пара пустяков. И тогда, по предложению Генри и ради большей достоверности романа, я разбил рассказ на две части. Я заставил Гарпа начать его писать, затем — увязнуть в сюжете и забросить рассказ. Молодой писатель так и делает: он на несколько месяцев забывает о «Грильпарцере». За это время умирает его подружка — венская проститутка, и этот эпизод из реальной жизни подсказывает Гарпу концовку рассказа.

Я согласился с доводами Генри, и «Пансион “Грильпарцер”» оказался разбитым на две части. В таком виде он предстает перед читателями романа «Мир глазами Гарпа». Я сознавал правоту Генри, однако меня просто бесила необходимость делить рассказ на части; тем более что за два года до выхода романа «Мир глазами Гарпа» рассказ «Пансион “Грильпарцер”» был целиком напечатан в журнале «Антеус» (зима 1976 г.) и получил Пушкартовскую премию. Но я подозреваю, что большинство читателей впервые увидели его в «Гарпе», в разделенном виде. Потому мне и захотелось опубликовать «Пансион “Грильпарцер”» здесь — опять целиком, чтобы читателям он запомнился именно таким.

В середине романа, когда у Гарпа случается «кризис жанра» и он перестает писать, молодой автор рассуждает: «Но что все это означало? Тот сон, циркачи-неудачники и события в их жизни? Ведь все это нужно было увязать воедино. Как рассказать о событиях, чтобы они не выглядели выдумкой? И какая концовка могла бы соединить все части повествования в одно целое?»

«Пансион “Грильпарцер”» — самый любимый из моих рассказов. Он ценен для меня тем, что и бабушкин сон, и эпилог, и вообще все в нем «соединяется в одно целое». «Жалкий и провальный номер» персонажей «Грильпарцера», затеянный ими, чтобы повысить классность пансиона, — предвестник темы «смертельных случаев» в романе, у которого есть свой эпилог. Я люблю эпилоги, и читатели моих романов об этом знают.

Младший брат, ставший жертвой взрыва в студенческой аудитории… Владелец пансиона, которого смертельно напугал медведь, раскатывавший на уницикле в полосатом костюме, что остался от свихнувшегося толкователя снов… И конечно же, калека, передвигавшийся только на руках и задушенный на эскалаторе собственным галстуком… все эти трагические события — предвестники иных трагических событий, которые оборвут жизни героев романа «Мир глазами Гарпа» и других моих романов. Вполне реальные, хотя и редко встречающиеся. Многие рецензенты подчеркивали мой особый «дар» к созданию эксцентричных ситуаций.

Но, как говорил мне Генри Роббинс (я поверил ему и верю до сих пор), самым эксцентричным в «Мире глазами Гарпа» является то, что рассказ «Пансион “Грильпарцер”» написал девятнадцатилетний парень. Ни один рецензент не упомянул об этом.

На момент создания «Грильпарцера» я успел написать три с половиной романа. Мне было тридцать четыре. И я уже тогда знал: я — автор романов, а не рассказов. Тем не менее ни до, ни после я никогда не работал с таким упорством над рассказом, поскольку хотел, чтобы читатели романа «Мир глазами Гарпа» знали: Т. С. Гарп — хороший писатель.

Чужие сны

Пока от Фреда не ушла жена, он не помнил своих снов и не знал, снились ли они ему вообще. Потом ему вспомнились смутные кошмарные сны из детства и довольно яркие, полные необузданных сексуальных желаний сны более позднего периода. Но период тот был абсурдно коротким: от достижения половой зрелости до женитьбы на Гейл (он женился совсем молодым). Скорее всего, за десять лет, прожитых в браке, снов у него просто не было. Однако этот отрезок жизни все еще оставался саднящей раной, и Фред старался глубоко туда не влезать. Но он знал: Гейл в эти годы была настоящей «дьяволицей снов». Каждую ночь ей снилось что-то захватывающее. По утрам Фред просыпался с ощущением растерянности и тупого безразличия и видел нервное, взбудораженное лицо жены, которой опять приснился увлекательный сон. Гейл никогда не рассказывала ему содержание своих снов; только подтверждала, что они ей снятся. Ее очень удивляло отсутствие сновидений у мужа. Как-то она сказала Фреду:

— Тут одно из двух: либо ты все-таки видишь сны, но они слишком болезненные и ты предпочитаешь их забывать, либо ты… мертвый. Люди, не видящие снов, все мертвые.

В последние два года их совместной жизни Фред находил, что оба предположения не лишены некоторого смысла.