— Вы пережили такое, то есть… позволили убить вас, зная, что воскреснете? — спрашиваю я у Жанны.
— Угу. Неприятно, но другие не вернуться, а я вернусь. Но повторять фокус не хочу. Кстати, с тебя бабки на парикмахера, — заявляет вдруг Жанна и стучит по креслу Берта. — У меня была химическая завивка, теперь это фиг отмоешь.
— Подстригись просто, — отвечает он. — Сразу отрастут.
— Да, щас! — фыркает она и смотрит на меня. Взгляд её проходится по моему телу. — А ты худее чем он. Он не толстый, но такой, подкачанный, симпатичный. Тебе б тоже не помешало, был бы сексуальнее.
Я молчу.
— Тебе понравился упырь что ли? — слышу Берта. — Вот же извращенка!
— Сам такой, — огрызнулась она. — Не, ну, слушай, у тебя, когда — то было с упырихой? Это же опыт, интересно.
— Мне хватает, того, что ты пьешь мою кровь.
— Да иди ты!
Они о чем — то еще говорят, и эта болтовня жутко меня усыпляет.
***
Я приношу Ей ткани, одежду. Кидаю перед ней.
— Так будет теплее. Здесь холодно.
Я не чувствую холода, но знаю, что люди его ощущают. Да и погода не летняя, а она в одном шелковом платье для сна, в котором я Её забрал. Сидит, на полу и дрожит. Толь от холода, толь от страха.
Взглядом прохожусь по её бедрам, белые, маленькие. Хочется прикоснутся, почувствовать бархат кожи, к ним, но сдерживаюсь. Она же такая пугливая. Еще сильнее дрожать будет. Как бы ни померла от страха. Люди очень хрупкие.
— На, — говорю я и протягиваю ей одежду. Она берет её своими маленькими ручками, и меня обжигает теплом её пальцев. Она резко дергается, и я понимаю, её обжигает моим холодом.
— Это не согреет. «Это просто платье», — говорит она и её зубы громко стучат друг об друга.
Встает, смотрит на меня боязно и надевает красное платье поверх своего белого.
— Что тебя согреет? — спрашиваю я.
— Чай, куртка, обогреватель, — говорит она и как — то странно смеется. Шутит? Не понимаю. — А самое важное: отсутствие вот этого, вот… — говорит она и кивает куда — то. Я оборачиваюсь. Там лежит моя старая еда, ей даже луны полной нет.
Съел по приезду в город эту женщину, что бродила рядом. Старая, невкусная. А убрать некому, вот и лежит с разорванной грудью. Над ней летают мухи.
— Ты боишься мертвецов? — спрашиваю я, удивляясь. — Она не опасная.
— Да! — очень звонко отвечает мне и кивает. — Да. Да. Я действительно боюсь мертвецов, ведь именно этого мне и надо бояться сейчас.
Какие они… непонятные. Легче их есть, говорить с ними невозможно. Они никогда не отвечают прямо!
Вдруг, приходит мысль.
— У нее сверху что — то одето, оно теплое, оно с мехом животного, вот видишь, — показываю я на еду. — Я это сниму с неё сейчас, и отдам тебе. Будет теплее. Она в этом ходила, когда было совсем холодно.
— Нет, нет не надо! Не надо, пожалуйста, — взмолилась она.
— Так тебе холодно, — удивляюсь я.
— Нет, мне тепло, — говорит она.
Точно странная. Но как же приятно от Неё пахнет. Решаю сменить разговор, он выходит у нас странный.