«Чужие среди своих». Польское население в советском партизанском движении на территории Белорусской ССР. 1941—1944

Похожая ситуация была и в вопросе формирования собственных польских отрядов. Из опасения, что в советские партизанские соединения проникнут вражеские шпионы, формулировка в письме касалась этого вопроса весьма расплывчато: «В известных случаях, когда это необходимо по конкретной обстановке и при полном обеспечении нашим влиянием, можно организовать партизанские отряды, которые в большинстве будут состоять из поляков»[135]. У людей, прочитавших это, однозначно должны были остаться вопросы: в каких случаях? когда необходимо? по какой обстановке? И, наконец, когда влияние на поляков можно считать полным? После текста, в котором неоднократно говорилось о том, что поляки будут притворяться лояльными, что их будут засылать к партизанам немцы, что таких надо уничтожать, кажется, на местах должны были выбрать самый простой способ взаимоотношений с вооруженными отрядами поляков – ликвидировать их. Но это оказалось не так. Надо отметить, что осторожный в «польском вопросе» первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии и начальник ЦШПД П.К. Пономаренко был человеком прозорливым. Некоторые поляки действительно демонстрировали ложную лояльность. Были и среди советских командиров такие, кто отказывался создавать польские отряды, были те, кто их пытался создавать насильно, а были и такие, кто понял, что значит «в известных случаях, когда это необходимо по конкретной обстановке и при полном обеспечении нашим влиянием».

В поисках поляков

Попытки установить причины вступления поляков в советское партизанское движение, их численность и социальный состав польских партизан, особенно в первые два года Великой Отечественной войны, предпринимались в трудах М. Юхневича и В. В. Барабаша. Однако аналитическая работа, как правило, ограничивалась вопросами мотивации польского населения на вступление в советские партизанские подразделения. На страницах этого исследования мы попытаемся узнать, что за люди представляли поляков в советском партизанском движении до того момента, когда было дано согласие Москвы на формирование польских национальных отрядов. Установление этих данных наталкивается на проблему поиска исторических источников.

Условия, в которых вынуждены были воевать первые партизанские отряды, зачастую не позволяли их командованию вести записи о своей деятельности, поэтому основными источниками этого периода являются воспоминания участников антифашистской борьбы, к которым необходимо относиться с большой долей скепсиса. Практически полное отсутствие архивных данных о деятельности партизан Белоруссии в первый год войны четко объяснил воевавший в Пинской области в отряде В.З. Коржа Эдуард Нордман: «Мы, находясь в лесах, в почти беспрерывных боях и постоянном маневрировании, никаких справок, отчетов не составляли. И вообще бумаг не писали. Да если бы и писали, то отправить их за линию фронта не могли бы. А накапливать документацию такого рода в условиях, когда нет стопроцентной гарантии ее сохранности, не было смысла. Вдруг еще к врагу попадет»[136]. С другой стороны, не была четко налажена, а в некоторых районах и вовсе отсутствовала связь между партизанами и столицей. Как уже указывалось выше, Белорусский штаб партизанского движения появился только осенью 1942 г., а некоторые областные и районные комитеты КП(б)Б и вовсе в середине 1943 г.

Другая источниковедческая проблема исследования также частично затрагивалась в предыдущем разделе и связана с вопросом определения партизан польской национальности в Белорусской ССР, а также идентификации жителей западных областей БССР по национальному признаку. Например, в ходе Второй всеобщей переписи населения Польши 1931 г. в данной части тогдашнего Польского государства была зафиксирована этническая общность, которая отнесла свой язык к категории «тутэйший». Чтобы было понятно, насколько это была представительная часть граждан, достаточно сказать, что в Полесском воеводстве на 1931 г. они составили почти 62,5 % населения[137]. Поскольку по вероисповеданию абсолютное их большинство было православными, то польские власти воспринимали их как белорусов. Еще более запутанной история с определением национальностей выглядит в воспоминаниях Станислава Санцевича, поляка, жившего в это время тоже среди «тутэйших»: «Деревенские жители римско-католического вероисповедания считались поляками, хотя дома каждый день разговаривали по-белорусски, а польский язык использовали при более торжественных случаях, поскольку использование этого языка считалось у них хорошим тоном»[138]. После этого неудивительно, что одни и те же люди в некоторых источниках значились, к примеру, и как поляки, и как белорусы.