Чужие степи — часть вторая

На снегу, лицом вверх, лежал одетый совсем не по зимнему абориген. Короткая куртка из грубой кожи, такие же кожаные штаны, широкий пояс с нашитыми на нем металлическими бляшками и остроконечные, короткие сапоги. В одной руке он держал короткий клинок с узким лезвием, а в другой необычной формы топорик. Но самое странное было даже не в этом; всё тело мертвеца покрывали пулевые отверстия, но нигде не было и капли крови.

— Что за херня... На лицо ему посвети... — попросил я Андрея.

Серая кожа, тонкая полоска сжатых губ, высокий лоб, прямой нос и длинные волосы.

— Он походу давно тут валяется... Усох даже...

Усох то он усох, но я мог поклясться что его тут раньше не было. А не заметить валяющийся в тридцати метрах от палатки труп просто не реально.

Вывод напрашивался сам собой.

— Выходит это один из тех кто ребят наших порезал? — Андрей пытался найти карманы в одежде покойника, но их не было, всё что имел при себе мертвец, он держал в руках.

— Не знаю, по логике того быть не может, но по факту похоже что так и есть... Вот только чего он сдох то?

Я конечно крепко сплю, но выстрелы бы точно услышал, а значит дыр в трупе понаделали где-то не здесь. Тем более и крови нет.

— Чертовщина какая-то... — Андрей потушил экран и поднимаясь, убрал телефон в карман.

— Во-во. Пошли-ка отсюда, пока этот хрен не ожил. — я торопливо отснял и этот труп, в тот момент когда фотографировал лицо мне показалось что покойник шевельнулся, хотя скорее всего действительно показалось.

Но проверять я не стал, а подобрав винтовку Рустама, пошёл следом за напарником, не забывая при этом постоянно оглядываться. Ощущение чего-то нехорошего не покидало меня ни на секунду.

Дойдя до самолета, мы нашли тело Иваныча всё в том же положении, но дверь в салон была закрыта, причём закрыта изнутри.

— Что за херня?.. — синхронно переглянувшись, засуетились мы.

Кто мог там закрыться? Наверняка кто-то из наших, нашли же мы только семь трупов, а значит один вполне мог остаться в живых.

— Эй! Открывай бля! — скинув автоматы на снег, Андрей забарабанил по двери прикладом пулемёта.

Тоже избавившись от «трофеев», я залез на крыло, и заглядывая в иллюминатор попытался увидеть что делается внутри. Но мало того что окна покрылись инеем, так там ещё и темно было.

— Видно чего? — не прекращая долбиться, прокричал Андрей. Глядя на него, я подумал что если тот кто прячется в самолете прямо сейчас откроет дверь, ещё может отделаться разбитой физиономией, но если задержится, то точно умрёт, таким разъярённым своего соседа я ещё не видел.

— Нет! Темно там, и замерзло всё! — так же проорал я не надеясь что он меня услышит, — мотор прогрелся и повысив обороты заглушал всё что только можно.

А вообще прятаться за дверью кукурузника глупо, кабина то стеклянная...

Залезть на верхнее крыло мне не составило никакого труда, один удар прикладом калаша, и звон разбитого стекла потонул в рёве двигателя, а я, скинув куртку, беспрепятственно проник внутрь.

Разделяющая кабину и салон дверка тоже закрыта, но на замок она запирается только с одной стороны, поэтому я просто толкнул её, и присев за креслом, осторожно заглянул внутрь. В любом случае незамеченным моё проникновение не осталось, выдавал падающий из кабины свет.

Я пригляделся. На оставленных для пассажиров местах никого не было, скорее всего злоумышленник прятался за бочками, и выходить оттуда явно не собирался.

Главное дверь открыть, а уж там разберёмся.

Откидываю задвижку, и впуская разъяренного напарника, сразу закрываю её обратно.

Не теряя времени Андрей бросается к бочкам, резко бьёт кого-то ногой, и вытаскивает ещё одно бездыханное тело. К моему удивлению это Рустам, он живой, но в отключке. — Надо было всё же посмотреть чья голова, а не определять по винтовке.

— Вяжи! — кричит напарник, и пихая его лицом в пол, заводит за спину руки.

.

******

Связав Рустама — а очнувшись он был явно не в себе; страшно выл, рычал, даже укусить пытался, задерживаться мы не стали.

Я помог Андрею затащить Иваныча в салон, — остальных погрузить мы не могли, — страшно, а его оставить совесть не позволила, и заткнув разбитое окно мешком с тряпками, поднял самолёт в воздух.

Направление я знал, а когда забрезжил рассвет, сориентировался уже точнее. И чем дальше мы отлетали от заброшенного посёлка, тем спокойней становилось на душе.

Мотор работал ровно, печка быстро нагрела кабину, и уже минут через двадцать полёта я снял шапку, а за ней и куртку.

Говорить не хотелось. Да и не о чем было, всё что могли, мы сделали, единственный оставшийся в живых сидел сейчас у стены за бочкой, и глядя в одну точку тихонько выл. Понятно что в таком состоянии он вряд ли чего расскажет, но когда придёт в себя, успокоится, тогда и узнаем как, и почему так случилось.