За тридцать лет бизнеса Virgin приватность компании была нарушена лишь единожды — в 1986 году, когда Брэнсон, поддавшись, по его словам, уговорам знакомых банкиров, дал согласие на go public4. Детали этого провального эксперимента, собственно, и вывели меня из-под морока очарования, вернув в традиционное для «Чужих уроков» лоно конспирологии. Даже не верится, что поначалу я искренне собирался подарить читателям долгожданную модель героя-предпринимателя!
Мифологическую составляющую событий описал сам сэр Ричард в своей последней автобиографической книжке: «Подталкиваемый банкирами, я наконец решился и выставил акции Virgin на фондовую биржу. По почте сразу же поступило семьдесят тысяч заявок на покупку акций. Те, кто затянул с этим делом, выстроились в очередь в Сити, чтобы купить акции прямо на бирже. Я никогда не забуду, как шел вдоль этой вереницы людей и благодарил их за то, что они в нас верят. Я был растроган их ответными словами: «В этом году мы отказались от отпуска, решив вложить наши сбережения в Virgin» и «Мы ставим на тебя, Ричард». Довольно скоро я начал испытывать отвращение к тому, как делаются дела в Сити. Все это было совсем не по мне. Теперь для того, чтобы обсудить, с какими рок-группами заключать контракт, вместо неформальной встречи с партнерами в своем плавучем доме я должен был спрашивать разрешения у членов совета директоров. Они не понимали, как запись, ставшая хитом, может в течение суток принести миллионы. Вместо того чтобы подписать контракт с набирающим обороты исполнителем раньше, чем это сделают конкуренты, мне приходилось четыре недели дожидаться очередного собрания совета директоров. Но к тому времени было уже поздно что-то решать. Порой мне приходилось слышать и такое: «Контракт с Rolling Stones? Моей жене они не нравятся. Джанет Джексон? А кто это?»
Театральное шоу с пожиманием рук в очередях эффектно оттеняет подлинный смысл выхода Virgin на биржу: компании требовались дополнительные капиталы для запланированного поглощения EMI Records. Как бы там ни было, расчет не оправдался: акции Virgin провели год в тоскливом телепании бокового тренда, а после Черного Понедельника5 окончательно обвалились.
Во всей этой истории меня потрясла абсолютная неадекватность поведения Ричарда Брэнсона — не столько на уровне инфантильного восприятия реальности, сколько на уровне безответственного отношения к событиям, немыслимого даже для собственника продовольственного ларька. При условии, разумеется, что речь идет о хозяине настоящем, а не зиц-председателе. Судите сами: «В 1987 году, в самый разгар битвы за покупку ЕМI, мне пришлось внезапно удрать. До этого я уже дал согласие лететь с Пером на монгольфьере через Атлантику, и сейчас погода была в самый раз. Если бы мы отложили полет, второго шанса могло бы и не представиться. Я уехал, зная, что оставил для переговоров абсолютно надежных людей. Однако ввиду того, что риск погибнуть в полете был достаточно высок, переговоры отложили до моего возвращения — если я вообще вернусь. Биржевой ураган октября 1987 года смел все мечты о покупке ЕМI. Биржа лопнула, и наши акции полетели вниз. Банки не верили, что дела пойдут на поправку, и не давали никаких ссуд. В конце концов мы были вынуждены забыть об ЕМI. Ирония судьбы: во время «грязной войны» с British Airways, когда я пытался удержать свою авиалинию на плаву, мне пришлось продать той же ЕМI собственную Virgin Music за полмиллиарда фунтов стерлингов».
Помянутая в отрывке «грязная война с British Airways» стала последней каплей, окончательно развеявшей сомнения в том, что Virgin — не бизнес, а государственный проект. Однако не будем опережать события.
«Ухмылка в свитере»6
Биография Ричарда Брэнсона поразительным образом напоминает концепцию гения, реализованную режиссером Милошем Форманом в фильме «Амадей»: на протяжении трех часов кинематографического времени Вольф-ганг Амадей Моцарт в исполнении Тома Халси дурачится на экране, заливается идиотским смехом, ползает на четвереньках, прячется под столом, ухлестывает за смазливыми девчонками, а в перерывах между угарными попойками двумя пальцами левой ноги создает бессмертные музыкальные произведения. Гениальность самородка выигрышно оттеняется постоянным присутствием в кадре туповатого, хоть и не обделенного талантом Сальери, который не ест, не пьет, не гуляет, а сутками бьется над каждой нотой, однако, подобно горе, разрешается от бремени лишь смехотворными мышками.
Оставим в стороне неправду о творческом наследии замечательного композитора Антонио Сальери. Сейчас нас интересует только мифологема «дурашливого гения», которому без усилий даются великие прорывы. Милош Форман — блистательный режиссер, однако в «Амадее» он ничего не изобрел, а лишь подхватил витающую в западной ноосфере уже больше двадцати лет модную замануху — современный перифраз Сиплициссимуса7, реализацией которого и занимается всю жизнь Ричард Брэнсон.