— Да, да, — обрадовался Щипсна. — Жена говорит, что я здесь даже больше похож на себя, чем в жизни… Это снимали в театральной фотографии.
— Что вы говорите! Получился прямо заслуженный деятель искусств!.. А почему вы думаете, что другие не могут сфотографироваться так же?.. Например, Струпс?
— А зачем ему?
— Так просто, — загадочно сказал Андрей. — Чтобы казаться красивей, чтобы девушкам нравиться!.. А в общем все это шутки, вот ваш паспорт, еще раз благодарю за информацию!
Но честно говоря, благодарить было не за что! Маленькая ниточка, которая могла бы привести куда-нибудь, оборвалась в самом начале. Однако Андрей не отчаивался. Он побеседовал с Крейшманисом и Арутюновым. Оба в один голос утверждали, что шведский капитан был очень серьезен, говоря о шпионе, и, то всей видимости, совершенно искренен. «Хорошо, — думал Андрей, — но является ли сбежавший матрос тем самым шпионом, о приезде которого предупреждал шведский капитан?» И здесь сомневаться не приходилось. «Гелиополис» пришел из Гамбурга, из того самого порта, о котором говорил швед. Факт оставался фактом — один человек с этого судна куда-то исчез. Если бы это был матрос, пожелавший остаться на советском берегу, то он в первые же минуты своего пребывания на советской земле заявил об этом в соответствующие органы. Значит, бежал враг! Но куда направлялся этот враг? Не поехал ли он сразу в глубь страны? Можно было думать по-всякому. Но здесь смущала статистика. Она неумолимо свидетельствовала о том, что диверсанты и шпионы, засылаемые в порты советской Прибалтики, в большинстве своем оседали поблизости на хуторах и мызах, будучи сами выходцами из этих мест. Некоторые имели знакомых, а то даже и родственников среди сельских жителей. Это помогало им прятаться и затрудняло действия работников госбезопасности.
После войны в густых прибалтийских лесах осталось некоторое количество лиц, совершивших преступления перед своим народом и скрывающихся от наказания. В свое время была объявлена амнистия всем, кто пожелает выйти из леса и честным трудом искупить свою вину. Пользуясь амнистией, вместе с теми, кто прятался в лесах, могли перейти на «легальное положение» и диверсанты, недавно заброшенные в нашу страну. Кто знает, не находится ли среди них и тот, кого официально считали сбежавшим с греческого судна матросом?
Вот какие мысли тревожили Андрея. Но, верный законам своей сложной профессии, в которой главное — терпение, он не поддавался возникавшему временами желанию махнуть рукой на призрачного матроса, а терпеливо, травинка за травинкой, перебирал огромный стог фактов, событий, имен…
На очереди была следующая «травинка» — пятиэтажный дом, возле которого заявитель Щипсна увидел своего бывшего знакомца по любекскому лагерю перемещенных лиц. Андрей негласно познакомился со всеми жильцами большого дома. Уловить что-либо в десятках биографий было почти невозможно. Не совсем невозможно, а почти… Этим «почти» оказался человек, привлекший к себе внимание Андрея. Человек был из числа репатриированных. Имелись сведения, что он даже жил некоторое время в Любеке. Сейчас его в большом доме не было, он работал в одном из районов. Андрей навел справки — тот работал честно, занимал скромную должность, подозрительных связей не имел.
В тщетных поисках сбежавшего матроса и не менее тщетных размышлениях прошло уже больше месяца. Случай на «Гелиополисе» произошел в начале мая, а теперь близился к концу июнь.
За это время у Андрея были и другие дела, немало других дел, но в гуще будней он ни на минуту не забывал о столкновении, в котором враг его обманул! Да-да, обманул! Было бы легче, если бы в морге действительно лежал тот, кто накануне выезжал из порта на самосвале! Но несколько фраз, сказанных Андреем вахтеру, несколько вопросов, заданных в упор, лишили свидетеля абсолютной уверенности в том, чему так радовался по телефону Лаймон Грива. Да, было темновато, — говорил вахтер. Да, над бортом самосвала были видны лишь голова и плечи едущего. В морге, разглядывая убитого, свидетель пытался сам себя уверить в том, что перед ним тот, кого ищут. Ибо, если это другой, то разыскиваемый скрылся, скрылся по вине вахтера, проверяющего документы.
В руках была одна зацепочка, вернее единственная зацепочка, на которую посоветовал обратить внимание полковник Зутис. Любекский знакомый Щипсны в большом доме не жил. Он к кому-то пришел. И этого «кого-то» не оказалось на месте, вернее совсем не оказалось, иначе Струпс пришел бы еще раз. Совсем не оказаться дома мог только тот жилец, который, как было известно, переехал на работу в район. И Андрей периодически наводил справки об этом человеке.