Чужие: Земной улей. Приют кошмара. Женская война (сборник)

ДУНКАН: Да, я сразу понял, кого она мне напомнила. Мою мать. И я такой думаю: стоп, это как-то неправильно – заигрывать с собственной матерью, но вдруг ее грудь разорвалась изнутри, и оттуда высунулась какая-то дрянь, не то змея, не то огромный зубастый угорь, а кровь так и брызнула во все стороны, а оно прыгнуло, да, черт подери, прыгнуло прямо мне на лицо! (Пауза) А потом я проснулся, боже, я еще никогда в жизни не был так счастлив, что это был всего лишь сон. После этого я двое суток не спал.

Дело № 232745 – С. Локвуд

ЛОКВУД: Оно было мокрое, скользкое от крови, блестящее, твердое, как будто огромный зубастый член, и оно хотело засунуть себя в меня!

Сидя за столом в своем кабинете, Орона жестом выключил компьютер и повернулся к своему ассистенту.

– Интересно. И все это на территории в пятьдесят километров, говоришь?

– Да, сэр. В медицинском компьютере найдется еще дюжина аналогичных отчетов.

– И что общего между этими пациентами?

– Высокие показатели по шкале Краера, чувствительность по Эмерсону почти вдвое выше нормы.

– Так. А описания совпадают?

– Практически полностью.

– Этиология болезни?

– Неизвестна. Одна из наиболее достоверных гипотез, предложенных медицинским компьютером, предполагает некую телепатическую или эмпатическую проекцию. Возможно, так они общаются между собой, и, может быть, пытаются связаться с нами.

– Хм-м, – протянул Орона. Он нахмурился. – Наши наблюдения пока не подтвердили наличия у чужих интеллекта как такового. И мы держали их существование в строжайшем секрете. А теперь мы имеем волну спонтанных… скажем так, совпадений. Почему теперь? И почему на Земле? Здесь же нет ни одного чужого.

На экране компьютера над кроватью высвечивались полные телеметрические данные. Пациент, Джеймс Т. Ликовски, лежал под давлением на суперсовременной диагностической кровати модели 244-2 от «Гипердайн Системс». На мониторе непрерывно плясали графики, бежали буквы и мелькали цифры: данные электроэнцефалограммы и электрокардиограммы, частота мышечных сокращений, скорость обмена веществ, скорость деления клеток и все показатели крови. Кровяное давление, частота дыхательных и сердечных сокращений также учитывались и фиксировались. Диагностический аппарат корректировал температуру таким образом, чтобы пациенту было не слишком жарко, но и не слишком холодно. Пластиковая капельница для внутривенного вливания подавала в левую бедренную вену жидкую питательную смесь для поддержания оптимального состояния организма. Катетер Фолея и ректальный катетер помогали вывести отходы жизнедеятельности. Компания не скупилась на медицинское оборудование, когда речь шла о здоровье этого пациента. Стерильная палата была полностью изолирована от внешних воздействий, и всем, кто в нее входил, будь то врачи или официальные лица, приходилось облачаться в герметичные хирургические костюмы с внутренней системой подачи воздуха. Южная стена была прозрачной с одной стороны, поэтому за пациентом можно было при необходимости наблюдать прямо сквозь тройное стекло. Семь врачей составляли главную часть медицинской бригады, шестеро техников посменно следили за показателями на мониторах, плюс восемнадцать охранников в полной боевой готовности охраняли все крыло медкомплекса. Джеймс Т. Ликовски не покидал палату, и к нему никого не допускали.

В смотровой комнате стояли двое мужчин и пристально наблюдали за пациентом. Один был высокий, почти лысый, выдающийся ученый. Его звали Тобиас Драйнер, доктор медицины и философии. Он возглавлял бригаду. Второй был ниже, смуглее, волосатее и менее гениален, но глупым его тоже назвать было нельзя. Его звали Луис Рейни, он тоже был доктором медицины, но никаких дополнительных ученых степеней по биосистемам у него не было. Зато он был представителем компании, вице-президентом подразделения «Биомед», что само по себе неплохо. Драйнер отвечал за состояние пациента, а Рейни – за проект.

– Как он? – спросил Рейни.

Драйнер провел рукой над панелью с датчиком движения.

– Послушайте сами.

Включился звук:

– …мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит? Что случилось? Дайте мне поговорить с женой. Где я, черт бы вас побрал? Я не болен! Разве что живот чуть-чуть ноет, но это еще не повод пичкать меня этим дерьмом!

Драйнер еще раз провел рукой над датчиком, и голос стих. Он отошел от стекла, приблизился к голографическому аппарату для осевой магнитоэнцефалографии и нажал на кнопку. Экраны прибора замерцали, и в воздухе возникла голографическая модель человека в масштабе один к четырем. Изображение дрогнуло, стало слегка размытым, а затем под кожей и слоем мышц показались очертания внутренних органов. Изображение стало медленно вращаться вокруг своей оси. Драйнер нажал на другую кнопку. Под ребрами модели, в животе, зеленым цветом подсвечивался зародыш чужого.

– Увеличить компьютерное изображение до масштаба один к одному, – распорядился Драйнер.

Чужой увеличился в четыре раза.

– Интересно, – сказал Рейни, рассматривая вращающуюся модель. – Неудивительно, что у него болит живот.