Чужими глазами

«Демон». Вот тут-то и появился в небе страшный огнедышащий дракон.

«Инга». Нет. Когда все вокруг прояснилось, передо мной возникли лесные духи. Они были такие маленькие и прозрачные, как медузы в море.

«Ангел». Ой, как здорово! А они были похожи на людей?

«Инга». Ангелочек, милый, я не помню, как они выглядели. Их было так много, что и не сосчитать. Они окружили меня со всех сторон, все разом весело загалдели, запищали.

«Ангел». Прямо, как я?

«Инга». Прямо, как ты. Я остановилась, не зная, что мне делать, куда идти, что говорить.

«Демон». Позвала бы меня. Я бы с ними по-свойски разобрался.

«Инга». Дурачок. Они были такие хорошенькие, веселые, добрые. С ними было так хорошо. Они водили вокруг меня хороводы, пели песни.

«Ангел». Какие песни, Инга?

«Инга». Не помню. Наверное, про солнце, про весну, цветы, про счастливых лесных жителей.

«Демон». А-а, вот тут-то она и появилась…

«Ангел». Да прекрати ты!..

«Демон». Сморщенная, беззубая старуха.

«Инга». Да. На этот раз ты, демоночек, попал в точку. Как только лесные духи закончили петь свою песню, подул холодный северный ветер. Духи почувствовали ее приближение и бросились врассыпную. Я опять осталась одна, от страха у меня похолодели руки и ноги. Я представила ее себе безобразной старухой с клюкой. На голове у нее растрепанные седые волосы, на спине горб, изо рта торчат два последних зуба. Но вместо этого кто-то положил руку мне на плечо. Я даже не успела испугаться, обернулась. Вижу: передо мной стоит красивая девушка примерно моего возраста. Говорит мне: «Здравствуй! Я – твоя смерть. Видишь, я совсем не страшна».

Сцена 3

Гостиная-мастерская Стахова. Инга спит на диване. Стахов взволнованно ходит по комнате, сжимая в руках пепельницу. Слышен звук подъезжающей машины. Стахов подбегает к окну, отдергивает штору и руками машет Амаду, чтобы тот быстрее бежал в дом. Через мгновение Амаду забегает в гостиную со свертком лекарств в руках.

Амаду. Что?

Стахов (шепотом). Она проснулась!

Амаду. Как?

Стахов. Да черт его знает!

Амаду. Ее же накачали лекарствами.

Стахов. Вот именно. Он ей вколол лошадиную дозу. Сказал, что после такого не выживают.

Амаду. Скотина! (Доставая из-за пазухи пистолет.)

Стахов. Ты что, дурак, что ль? Спрячь, соседи услышат.

Амаду. Тогда… (пряча пистолет за пазуху) сейчас… (Убегает на кухню и возвращается с полотенцем, сворачивая его жгутом.)

Стахов. Амаду, погоди, что ты собрался делать?

Амаду. Отойдите.

Стахов. Амаду, слушай, я подумал, может, не надо?.. Ну, сам подумай, зачем брать грех на душу? Просто выкинем ее где-нибудь на дороге… Она ж теперь слепая, никого не сможет опознать. Я с ней только что говорил…

Амаду. Говорили? О чем?

Стахов. Да так, ни о чем. Она сказала, что ничего не помнит, что, мол, ее похитили какие-то люди в масках. Мой голос она не узнала. Зачем нам с ней связываться?

Амаду. Нет, так дело оставлять нельзя.

Стахов. Постой, Амаду, она сейчас поднимет шум.

Амаду. Не мешайте.

Стахов. Нет, Амаду, я сам.

Амаду. Чего сам?

Стахов. Сам. Раз я заварил эту кашу…

Амаду. Отойдите!

Внезапно Инга медленно и важно, словно в сомнамбулическом сне, встает с дивана, поворачивается к Амаду, как будто все видит, и, направляясь к нему, протягивает руку для приветствия.

Инга. Здравствуй! Я – твоя смерть. Видишь, я совсем не страшна.

Амаду, застыв на месте, изумленно смотрит на приближающуюся Ингу. Когда девочка, подойдя к телохранителю вплотную, касается его рукой, Инга вздрагивает, как будто от резкого пробуждения, и начинает вертеть головой по сторонам, словно оглядывается. Амаду остается стоять на месте с полотенцем в руках в непонятной прострации.

Инга. Папа!.. Где я?

Метнувшись в сторону, Инга натыкается на Стахова.

Инга. Папа?

Стахов. Это я, я, Игнат… то есть Василий Егорович.

Инга. Вы?

Стахов. Все, все, все хорошо, все, успокойся, успокойся.