Чужими голосами. Память о крестьянских восстаниях эпохи Гражданской войны

Место захоронения могло быть связано с конкретными обстоятельствами похорон и/или особенностями личности и биографии умершего. В обычной ситуации хоронили, как правило, на кладбище. Однако в случае похорон людей, которых можно было отнести к категории «новых героев», память о которых необходимо увековечить, а самим похоронам придать «большое общественное значение», захоронение могло быть перенесено в не совсем обычное пространство. Например, во владимирской газете «Смена» упомянуто захоронение в парке имени 20-летнего юбилея РКП(б)[186]. Коммунистов, комсомольцев, красноармейцев, погибших в столкновениях с различными антибольшевистскими силами, будь то отдельные эпизоды Гражданской войны, крестьянские восстания или какие-то локальные выступления, хоронили в значимых публичных пространствах — в центре села или деревни, у школы, сельсовета или иного важного общественного места. В будущем вокруг этого захоронения-памятника зачастую формировалось рекреационное пространство советского типа — парк культуры, центральная площадь и т. д. Так или иначе, эти захоронения надолго сохранялись в местном символическом ландшафте.

В некоторых публикациях описывается и «заочный» ритуал. В этом случае также проводилась гражданская панихида, произносились памятные речи[187] и пелся похоронный марш[188]. Смерть товарищей могла стать поводом к добровольному пожертвованию на увековечение памяти погибших[189].

ВОСПРИЯТИЕ КРАСНЫХ ПОХОРОН

Новый ритуал резко контрастировал с традиционными похоронами: «Все было для крестьян ново и ошеломляюще»[190]. Красные похороны, по-видимому, действительно производили сильное впечатление на окружающих: «Никогда я не видывала ничего такого интересного, как на этот раз, когда музыка заиграла, — я даже испугалась, — так громко и хорошо, что все оцепенели. <…> Когда пришли домой, то только и разговора было, что про похороны. Все пять верст только и говорили об этом»[191].

Впечатление, несомненно, усиливалось из‐за отсутствия на похоронах духовенства: «Бабы — те говорят, что всем хороши коммунистические похороны, только одним плохи — батюшки нет! Если бы был батюшка, то кажись все стали бы хоронить как Ваганову жену. Мне самой эти похороны понравились куда лучше, чем по-церковному. Там батюшка гнусавит себе что-то под нос, и не разберешь ничего интересного; зароют в землю, с тем и конец, а так, как коммунистов хоронят, и умереть не страшно и приятно»[192].

Зачастую новый похоронный обряд четко разделял деревенское общество на два лагеря — стариков и баб, все еще увлеченных поповским дурманом, и молодежь, которая приходит к выводу, «что с музыкой лучше, чем с попом»[193]. Тем важнее были для агитаторов обратные примеры, такие как 65-летний крестьянин Г. В. Блохин, принесший председателю волисполкома заявление «Запиши в книге, чтоб в случае моей смерти меня родственники без попа хоронили. На родственников и не глядите, они еще в поповской обман верят»[194].

Несмотря на то что авторы газетных заметок стараются нарисовать как можно более широкий круг лиц, похороненных по новому обряду, — это не только коммунисты и комсомольцы, но и дети, и старики, и беспартийные, и рабочие, и крестьяне, — красные похороны все же оставались политической манифестацией крайне узкого круга коммунистической молодежи и в 1920‐х годах широкого распространения не получили[195].

По газетным заметкам, красные похороны устраивались преимущественно для представителей идеологизированных групп — комсомольцев[196], коммунистов[197] или членов их семей[198]. Анализ дневниковых записей 1920‐х годов также свидетельствует о том, что подавляющее большинство упоминаний о красных похоронах вне зависимости от личной оценки автора относится к случаям погребения лиц с активной политической позицией. Активные коммунисты — партийцы, комсомольцы, пионеры — составляли небольшую прослойку в обществе 1920‐х годов. Их число в деревенском обществе было особенно невелико, хотя и имело тенденцию к увеличению. В 1922 году по всей стране насчитывалось лишь 11 200 партийных ячеек, в которых состояло 110 тысяч членов и кандидатов в члены партии. К 1923 году число ячеек увеличилось до 12 тысяч, а число членов и кандидатов в члены партии до 280 тысяч человек[199] (согласно переписи населения 1926 года, в СССР проживало 147 миллионов человек). По всей видимости, реальная степень распространения красных обрядов соотносима со средним числом «революционной молодежи» в Советской России того времени.