Чужими руками

— Да, звонил. Денег у Леськи просил, чтобы рассчитаться за квартиру. За эту. Мы вместе ее снимали, в последние месяцы спали в разных комнатах, а платил-то я. А сейчас у меня нет денег, могут выселить, вот я и потребовал половину за три месяца.

— А она что?

— Отшила. Сказала, что женщина должна получать деньги от мужчины, а не наоборот.

— Правильный подход, — одобрил Валеев. — Но не всегда так получается, да?

— Ну, нет у меня сейчас! Трудный период.

— И ты приехал бабки выбивать.

— Она сама меня позвала…

— С чего бы? Она же тебя отшила.

— Не так чтобы позвала, — замялся Сухонос. — Приезжай, говорит, к ресторану, я тебе морду расцарапаю.

— Высокие отношения людей искусства. Нам до вас далеко, — покивал Валеев.

— Я и приехал, у меня выбора не было. Мы не ругались, я доказывал свою правоту.

— С кулаками?

— Только на словах.

— И что?

— Леся сунула мне пару тысяч, и я уехал.

— Пропил?

— Мне требовалось творческое вдохновение.

Валеев кивнул напарнику:

— Ваня, проверь квартирку насчет чулок.

Сухонос непонимающе захлопал глазами, затем прищурился на фотографии. Через минуту из соседней комнаты послышался голос Майорова:

— Есть! Две упаковки черных.

— От Леськи остались, — оправдывался Сухонос.

— Как мужик, я тебя понимаю. Она в дорогом ресторане ужинает, а ты макаронами давишься. Тебя унизила ее подачка?

— Это не я! Нет!

Валеев с недоверием смотрел на подозреваемого.

— Я сниму наручники, чтобы ты оделся. Отвезем тебя к следователю, там оформим показания под протокол.

30

Через час допрос был окончен. Петелина развернула листки с протоколом к Глебу Сухоносу и объяснила:

— В конце напишите: с моих слов записано верно, и распишитесь на каждой странице.

Сухонос осторожно прикоснулся к бумагам, словно боялся обжечься.

— Я прочту?

Следователь в примиряющем жесте развела ладони: ваше право. Пока Сухонос вчитывался в свои показания, Елена отошла к дивану, где на маленьком столике Марат приготовил для нее кофе. Оперативник оставался в кабинете, опасаясь неадекватного поведения подозреваемого в убийстве.

— Он? — тихо спросил Марат.

Елена пожала плечами. От теплого кофе ее отвлек звонок мобильного. Номер она узнала. В начале расследования она раздала визитки сотрудникам киностудии в надежде получить дополнительную информацию. Самой словоохотливой оказалась Ирина Юшкевич. Художница по гриму горела желанием помочь следствию и делилась тайнами закулисной жизни студии.

— Ланская мне рассказала, что ее расспрашивали про Сухоноса, — без предисловия начала Юшкевич.

— Мы многих опрашиваем…

— Ланская не знает главного. Весной Нестеренко сделала аборт.

— Так, и…

— Сухонос хотел ребенка, а Леся — карьеру. Он избил ее, сильно. Я накладывала грим на синяки и могу подтвердить.

Уточнив детали, Петелина вернулась к рабочему столу. Сухонос взялся за ручку, собираясь подписывать протокол, однако следователь забрала у него бумаги.

— Мы не закончили, — объяснила она и села напротив подозреваемого. С минуту молчала, заново изучая лицо домашнего садиста, затем включила диктофон и задала вопрос в лоб: — Гражданин Сухонос, когда ваша жена забеременела, вы были против аборта?

Сухонос отпрянул, опустил взгляд, сцепил ладони.

— Леся все сделала без меня. Пошла и сделала. Даже не предупредила.

— И вы ее избили? Отвечайте!

— Не удержался, ударил. Это был единственный раз.

— Свидетель рассказала о пяти синяках: два на лице, еще на груди и бедрах.

— На меня что-то нашло. Но я извинился перед ней, стоял на коленях, умолял о прощении.

— Этот факт я тоже отмечу в протоколе, — холодно заверила следователь. — Перейдем к подробностям.

Петелина дотошно выяснила все обстоятельства семейной ссоры, закончившейся побоями, — картина получилась неприглядная. Оформив окончательный протокол допроса, разъяснила Сухоносу его статус в качестве подозреваемого и пригласила криминалиста для взятия пробы ДНК и снятия отпечатков пальцев. Когда с формальностями было покончено, она отпустила Сухоноса под подписку о невыезде. Сценарист вышел из кабинета пятясь, с опаской поглядывая на Валеева.

Марат недоумевал:

— Почему? Его можно было закрыть на двое суток, проверить чулки. А вдруг они те же самые?

— Другие.

— А за избиение супруги?

— Нестеренко его простила, а мы расследуем убийство.

— Тогда он ее побил, а сейчас убил, — настаивал Марат.

— Не забывай о первом убийстве. Допустим, Сухонос мстил жене, но при чем тут Рудакова? Два убийства совершены как под копирку.

— Он мог убить первую жертву для отвода глаз. Он же сочинитель детективов, человек с больной фантазией.

— Не сходится. В первом случае все чисто, на него ничто не указывает. А с Нестеренко скандал у ресторана. Зачем? Если это он, то должен был сделать все так же тихо и позаботиться об алиби.

— Ну, не знаю, — покачал головой Валеев. — Тогда надо трясти Сорокина.

Приводя в порядок бумаги на столе, Елена сжала губы, задумалась, затем посмотрела из-под опущенных ресниц:

— Марат, помоги понять мужскую логику. Месть за аборт — это сильный мотив? Как бы ты поступил в подобном случае?

— Понимаешь, моя бывшая, она так воспитана, что никогда аборт…

— Речь не о ней, а обо мне.

Валеев опешил: