Чужое добро

К тому времени, как наступил вечер, они успели окончательно вымотаться от безделья и возненавидеть беспечное племя. Вадразы зажгли костры, и их свет немного разгонял осенние сумерки. Народу стало заметно меньше: большая часть людей разошлась по своим фургончикам. Матери укладывали детей спать. Возле одного из костров сидела на бревнышке и терзала струны Филара. Остальная часть отряда решила составить ей компанию и разместилась рядом с девушкой. Несмотря на то, что была лишь ранняя осень, а вокруг простирались достаточно южные земли, вечер выдался прохладным. И если пламя костра грело лица, руки и колени, то спинам было, мягко говоря, не жарко. Гудрон встал и принес всем теплые плащи. Было слышно, как стрекотали кузнечики. Их оглушительный хор буквально сотрясал воздух, смешивался с фырканьем коней, мычанием коров, приглушенными звуками бесед, а также с неуверенным перебором струн. Филара мучительно подбирала мелодию, которая, по ее мнению, должна была лучше всего подходить великой песне, зревшей в ее голове. Несмотря на то что девушка придумала уже столько куплетов, что лишь фанатик мог их все запомнить, она до сих пор не исполнила ни одного, предпочитая пока держать их в тайне.

На противоположном конце костра сидела молчаливая грузная старушка. Седые волосы собирались на затылке в куцый хвостик, а несколько выбившихся прядей были заправлены за уши или непослушно висели вдоль висков. Ее лицо покрывала густая сеть мелких и глубоких морщин, пара дополнительных подбородков эффектно драпировалась на груди, из ушей и ноздрей торчало по пучку белых кучерявых волос. Женщина была одета в простое закрытое темно-коричневое платье до пят. Во рту она держала немыслимых размеров резную курительную трубку, подпирая ее ладонью, облокотившись о колено, и задумчиво дымила, глядя на пламя из-под полуприкрытых век. Сначала Гудрон с Дунгафом чувствовали себя несколько неуютно в подобном обществе (Филаре с Ральдериком, казалось, было совершенно все равно), но потом, поняв, что старушке до них нет никакого дела, они расслабились и тоже перестали обращать на нее внимание. Говорить никому не хотелось. Девушка закусила губу и взяла очередной аккорд, раздумывая над возможным продолжением мелодии. Получившийся результат ее не удовлетворил, и, недовольно побарабанив пальцами по деревянному боку инструмента с неизвестным названием, она раздраженно дернула головой.

— Спой свою песню, красавица, — сказала вдруг старушка, которую все присутствующие считали спящей.

От неожиданности кузнец вздрогнул, начавшая было подбираться к нему дрема мгновенно слетела. Филара серьезно покачала головой и, обняв гриф, тихо сказала:

— Она еще не готова. Сначала я ее допишу, и уж только потом буду петь…

— Ты спой, спой, — женщина выпустила изо рта такое облако дыма, какое Дунгафу и не снилось. — То, что не дописано, я могу помочь сочинить. Я ведь много песен знаю. Даже и не счесть сколько…

— Спасибо, но вы не сможете мне помочь, — девушка оперлась щекой на инструмент и грустно вздохнула. — Вы ведь его не знали…

Гудрон от удивления на миг лишился дара речи: СТОЛЬКО Филара не разговаривала уже больше недели, несмотря на все его бесчисленные попытки ее растормошить. А эта отталкивающего вида старуха одной фразой сумела достичь того, чего не смогли сделать кузнец с гномом, вместе взятые. Женщина ничего не сказала, лишь задумчиво затянулась и снова выпустила столб сизого дыма. Девушка опять принялась наигрывать.

Ситуация с фургончиком для путников была все такой же нерешенной. Дунгафа начало клонить в сон. В доспехах было очень неудобно и неуютно, но спорить с мрачным Ральдериком ему не хотелось. На небе вспыхнули звезды. Гомон в лагере почти совсем затих. Костер начинал затухать. Вставать за дровами никому не хотелось (тем более что никто не знал, где у вадразов они хранились). Старушка, уже полускрытая от соседей по костру маревом табачного дыма, клубившегося вокруг нее, пошарила рукой в кармане и что-то швырнула на красные угли. Полыхнуло зеленым. Ниоткуда возникший столб пламени, резко и громко выстреливший вверх, не оставил равнодушным даже герцога. Встав с земли через какое-то время и отряхнув одежду от сухих травинок и прочего мусора, прилипшего к спинам во время непредвиденного падения назад, друзья с опаской посмотрели на вновь полностью ушедшую в свою вредную привычку бабушку и, немного посомневавшись, сели обратно. Костер снова стал нормального цвета и весело потрескивал несуществующими дровами, разгоняя своим жаром промозглость этой ночи. Четыре пары глаз уставились на отрешившуюся от мира старуху. Даже сочинительство было на время заброшено. Однако, убедившись, что ничего, кроме молчаливого загрязнения окружающей среды, женщина в ближайшее время делать не собиралась, путники снова вернулись к своим мыслям и занятиям.