Чужое наследие

– Вот уже четверть миллиона лет? – зачарованно глядя перед собой, пробормотал Силлус. – Две с половиной тысячи жизненных сроков человеческих? Не должны люди столько жить. А мы живем и не старимся даже. Ловушка многомерная тому причиной, ты утверждаешь? Она вырвала нас из жизни, но жизни не лишила?..

– Утверждаю. И не только я, но и твой Эрг.

– Я понял это. Ты согласен с ним?

– Да. Вся ваша жизнь – бег по кругу. От начала катастрофы до закрытия ловушки и по новой. И так навсегда. К сожалению.

– Значит, на самом деле мы… мертвы давно?

– Мне очень жаль…

– Но ты появился здесь, и круг нашей «нежизни» разорвал, не прав ли я? – в голосе инженера звучало не осуждение, как можно было ожидать, а искренняя надежда.

– Точно не скажу, – темное пятно уменьшилось вдвое. – Думаю, все не так просто. Хотя, возможно.

Силлус устремил печальный взгляд в глубь Технопарка. Там стройными рядами стояли гигантские энергонакопители, в каждом из которых формировался новый эрг. Энергороботы – все, кроме одного – не имели шансов выйти из колыбелей, но не знали об этом и не узнают уже никогда. А вот человеку по имени Силлус открылась истина. Жестокая истина. Но в том-то и дело, что характеристики явления не умаляли его сути. Истина есть истина.

– Я помогу реальности, – инженер вздохнул. – Управления уровень мне доступен. Но ты уйти отсюда должен успеть, потомок.

– Я успею…

Черное пятно исчезло. Оставшись в одиночестве, Силлус вдруг почувствовал себя древней развалиной. Мыслимо ли – две с половиной тысячи жизненных сроков! Они будто повисли на его плечах тяжелейшим грузом. И не было иного способа сбросить с плеч эту тяжесть, кроме как… попытаться умереть. Именно попытаться – Силлус прекрасно понимал, что исправление ошибок не обязательно прервет круг, в который попал Техноэргус, но попробовать стоило. Наступил момент, когда вычислить ничего нельзя и следует действовать путем эксперимента. А если честно – наугад. Он медленно поднял руки, запрокинул голову и произнес длинный цифровой код доступа на уровень Управления. Потоки энергии закрутились в упругую воронку и переместили инженера в сверкающий черными глянцевыми стенами кубический зал.

– Да будет так, – прошептал Силлус. – Сделать поправку на резервную копию Энергополя пришел я сюда. Рассчитай мне новый вариант, главный эрг ловушки многомерной.

Ответа не последовало. Главный процессор капкана не был обучен говорить. Он управлял судьбами миров молча. И без эмоций. Ведь он был только машиной…

…Более сильную вспышку Сергей Павлович не мог себе и представить. Крейсер уходил из опасной зоны на скорости разгона, почти в половину световой, но все равно оказался слишком близко к эпицентру вспышки. Яркий золотой свет обогнал корабль и умчался в пространство. Князь невольно взглянул на дисплей. Фотонный анализатор показывал какую-то ересь. Если ориентироваться на его показания, получалось, что свет вспышки двигался со скоростью втрое выше положенной. Прямо, как вещество Рубежа с «нелинейными свойствами» во время Катастрофы. Между прочим, позже именно из «золотых» коконов «сверхскоростного» вещества вылупились метаморфы. Тревожное совпадение. Преображенский снова взглянул на обзорный экран. Светофильтры трудились вовсю, но центр вспышки – там, где предположительно остался Дворец Технического Совета, – горел ярче солнца над Меркурием. Однако чрезмерно яркий свет стал не самым главным неудобством. Гораздо больше Преображенского беспокоил прорвавшийся в подсознание водоворот образов, гудящая мешанина звуков и пронзающие тело тонкие иглы невыносимо болезненных ощущений. Сергей Павлович сосредоточился на образах. Ничего конкретного увидеть он не смог, только разноцветные пятна и быстрые, почти неуловимые серии вспышек. Словно кто-то отчаянно семафорил, призывая на помощь. Преображенский зажмурился. Это не помогло. Пятна не исчезли, хуже того, в сочетании с нарастающим грохотом они вызвали сильнейший приступ мигрени. Князь подался в кресле вперед, схватился за голову и оперся локтями о колени. Боль трансформировалась в невыносимое страдание. Преображенскому показалось, что время остановилось и уже никогда не пойдет снова. Он сполз с кресла и рухнул на палубу.

На фоне боли водоворот образов, звуков и ощущений померк, но теперь Сергей Павлович отчетливо осознавал, что ему стали доступны новые горизонты восприятия. Это были не звуки, новое явление не имело названия на человеческом языке, но как-то идентифицировать его было необходимо, и Преображенский назвал «звуки» мысленными воплями. Отчаянными мысленными воплями гибнущих хранителей…