Чужое небо

Однажды у Владимира лопнуло терпение, и он открыто спросил у нее о причине равнодушия к его успехам. Анна расплакалась и рассказала все, что ее беспокоило. Она очень близко брала к сердцу проблемы, имеющиеся в ее стране. Преобладали все же причины личного плана. Она опять стала вспоминать, что было связано с ее родителями, и с той женщиной на почте, которая из-за зависти к деньгам и к благополучию других, чуть было не разбила ее любовь и Владимира, сделала несчастной Ларису. Сказала и о том, что на могиле умершей матери она поклялась уехать на историческую родину своих предков. И это она сделает во что бы то ни стало, тем более, что три года назад она собиралась ехать туда вместе с Владимиром. Он ничего ей не ответил, решил основательно подумать. После того как Анна тихо засопела, он ударился в размышления. За время его работы на фирме очень многое изменилось. Он из простого рабочего стал заместителем директора, это тоже что-то значило. Он был хоть и небольшой начальник, однако это давало ему возможность не носить просоленную рубашку, а также получать больше денег. Он надеялся через два-три года купить благоустроенную квартиру. С этой точки зрения он не очень рвался в Германию. Да и зачем, от добра добра не ищут. За бугром ни Анну, ни его с распростертыми объятиями никто не ждал. Он прекрасно знал, что капиталист нуждается в молодых и умных людях. У него ни первого, ни второго не было. Он пришел к твердому выводу, что его поезд уже ушел.

С этими мыслями он ходил до воскресенья. Он хотел спокойно поговорить с Анной, даже набросал для себя план коротенького монолога. Воскресный день выдался на редкость с хорошей погодой. Воздух был наполнен зимней прохладой. К обеду появилось солнце. Было решено прогуляться по городу. Супруги вышли из подъезда и направились к парку культуры и отдыха. В парке было многолюдно. Народ толпился возле шашлычных и возле ларьков с мороженым. Приятный запах зажаренного мяса взял свое. Владимир, оставив Анну в небольшой палатке, где отдыхающие сидели и лакомились, кто чем мог, занял очередь за шашлыками. Минут через десять он принес два шашлыка и бутылку вина. Анна явно замерзла и изъявила желание немного выпить. Он улыбнулся и ласково чмокнул ее в щечку, затем наполнил вином два стакана. Они чокнулись и выпили, принялись за шашлык…

Неожиданно возле палатки раздались не то автоматные, не то пистолетные выстрелы. В морозный день эти выстрелы прозвучали сухо и отрывисто. Владимир сначала опешил, он не мог представить такое безумие в многолюдном месте. Он выбежал из палатки. Вокруг нее собралось порядка полусотни зевак, которые обсуждали происшедшее. Все склонялись к одному. Две группировки неизвестных, не поделив что-то между собою, принялись разрешать спор с помощью оружия. Для них и палатка с десятками людей не стала помехой. Наиболее осведомленные в военном деле стали ее осматривать. Присоединился к ним и Владимир. К своему удивлению, «криминалист» увидел, что одна из пуль пробила две стенки палатки. Одно из отверстий находилось буквально в метре от головы Анны. Мысленно представив, что с нею могло бы произойти непоправимое, он побелел. Ему на какой-то момент стало плохо, и он невольно сел на деревянную скамейку, стоящую вдоль длинного стола, где трапезничали люди. Анна, заметив его неважное состояние, быстро подошла к нему и приложила руку ко лбу. Его голова была горячей, его знобило. Они быстро сели на такси. Через пять минут они уже были у подъезда своего дома.

Только к вечеру Владимир отошел от того потрясения, которое он испытал в парке культуры и отдыха. Он все размышлял, как преподнести происшедшее Анне. Та, скорее всего, не думала и не подозревала, что ее могло ожидать в этот воскресный день. Она ждала другого, ждала от него ответа на ее желание ехать в Германию. Она прекрасно понимала, что Владимир все обдумывает. Сегодня ее уже беспокоил не только этот ответ, но и возможное ухудшение здоровья ее мужа. Ей казалось, что во время вынужденной разлуки он жиль впроголодь, много переживал. Ведь она прекрасно знала все его причуды и странности. Знала и то, что он не был слабым человеком, никогда не ныл, все переносил молча.