«В конце концов, литератор тоже в некотором роде живое существо, и скорей всего популяция литераторов живет, размножается и развивается согласно тех же законам, что и менее экстравагантные популяции. Ну, например, тех же Прыгунцов Голосистых, Зверя Бры или Словоблудников Декларативных. И, возможно, отношение между популяцией литераторов и популяциями Редакторов или Критиков можно даже рассматривать как взаимоотношение типа: „Жертва-Хищник“. Ну а если ни с того ни с сего истребить всех „хищников“, то потенциальные „жертвы“ сначала благополучно расплодятся без меры, но потом начнут потихоньку деградировать, болеть, чахнуть и вырождаться. В конечном итоге их поголовье резко начнет сокращаться. А вот если хищник не дремлет!!! Правда, нет гарантии, что в разряд слабеньких, больных и неперспективных, в первую очередь идущих „на зуб“, не попадет и откровенно талантливая особь, которую порой можно легко перепутать с не менее откровенной, но больной…» — Боа тяжело вздохнул и совсем уж непоучительно промямлил: — Видишь ли, милый Скримл…
Но что именно мог увидеть милый Скримл, выяснить не представлялось возможным: Скримл пропал, так же внезапно, как и появился.
— Ясно! — сказал Боа Этуаль и безрассудно шагнул прямо на стену, подспудно ожидая, что его ожидания не оправдаются.
И действительно…
19
— Я искал тебя, — с непонятной для себя тоской в голосе сказал Юл Элбрайн.
— Я знаю.
— И порой мне начинает казаться, что я всю жизнь только и делал, что искал тебя… Искал всю жизнь.
— Это действительно только кажется.
— Не знаю…
— Зато это знаю я.
— Откуда такая уверенность?
— Ничто не ново под луной… Я думаю, что скоро все это пройдет.
— Да уж, пусть поторопится, — Элбрайн неумело вздохнул. — Все это так странно, так непривычно, так расслабляет, а я привык ощущать себя большим и сильным. Так удобней, — Элбрайн снова вздохнул и устало прикрыл глаза, — и все-таки это странно…
— Да, между нами нет ничего общего.
— Ну что же, так бывает.
— Не знаю…
— Мы поменялись ролями? Теперь я выступаю в роли всеведущего… А хочешь я предскажу тебе будущее?
— Нет. Я его и так знаю.
— Это, наверное, страшно?
— Ко всему со временем привыкаешь.
— И это страшно вдвойне!
— Четкая определенность помогает выжить.
— Выжить — да, но стоит ли так жить?
— Жизнь — это не литература. Она чаще всего проще и банальней.
— Боа будет с тобой не согласен.
— Это его право, но будет ли он от этого счастливей?
— А ты?
— Не надо об этом. Все это бессмысленно.
— А жаль!
— Это пройдет.
— Конечно, рано или поздно — все кончается. Это только в сказках… — Элбрайн протянул руку, но мираж, как и подобает миражу, растаял.
— А жаль…
Впереди мелькнул свет, и гнетущую тишину подземелья разрушил звук неторопливых уверенных шагов.
— Мне велено вас проводить, — хмуро проворчал Скримл, усердно освещая мощным фонарем свои босые ноги.
— Улыбнись, Скримл! Все пройдет и…
— Вам виднее! — мрачно буркнул несгибаемый Скримл, и Элбрайн автоматически кивнул головой, хотя если бы кто-нибудь сейчас его спросил, с чем это он собственно соглашается, то, получив ответ, был наверняка крайне обескуражен.
— Это вам, на память, — Скримл протянул по направлению к Элбрайну свободную руку, и в ярком свете огромного фонаря на узенькой красноватой ладошке ослепительно сверкнуло кольцо необычайной многогранной формы. На каждой грани отчетливо была видна одна и та же закорючка, похожая на букву "F".
20
… и действительно. Не то, чтобы вся процедура для Боа Этуаля проистекала совершенно безболезненно и так уж незаметно. Напротив. Этуаль явственно ощутил, как весь его организм сначала медленно вывернули наизнанку, а потом, методично повторив прием, вернули в исходное состояние, но, несмотря на это, все-таки стена, почти не оказав сколько-нибудь заметного сопротивления, поглотила Надежду Литературы, Не Потакающей Низменным Вкусам Андроидов, и выплюнула эту самую слегка ошалевшую надежду по другую сторону кирпичной кладки, попутно, очевидно, переместив и в пространстве: так как Боа, сделав два шага, оказался в городе, в добрых двух часах ходьбы от плоскогорья Утраченных Иллюзий, на дне бетонного колодца, образованного многоэтажными каменными исполинами, окружавшими крохотный клочок асфальта, сквозь который кое-где пробивались чахлые образчики местной флоры. Посреди дворика зияла солидная яма, а из ямы торчала несуразная половинка облезлой скамейки.
«Этот пейзаж вызывает во мне какие-то смутные ассоциации», — подумал Боа и, чтобы пресечь отвлекающее явление на корню, повернулся к дворику спиной. Теперь перед носом у Этуаля красовалась небольшая ниша. В глубине ниши виднелась обыкновенная кирпичная кладка. Кирпичи были пыльные, кое-где образовались солидные выщерблины.
«Еще бы! Если сквозь них все так и шастают туда-сюда», — Боа потыкал пальцем в кирпич — кирпич был холодным и твердым. Но как только Этуаль приник к кирпичной стене всем телом, стена утратила твердость, и Боа ощутил, что медленно погружается вглубь кладки, одновременно выворачиваясь наизнанку.
Боа отпрянул и задумчиво уставился на стену.