Чужое племя

Однажды под вечер племя Нкиру повстречало других тембо. Они шли вслед за Глазом в низине, в то время как Нкиру вела свой народ против Него по возвышенности. Это было хорошо, ведь говорить с кибоко или твига тембо не умели. Нкиру громко их окликнула, спросила, не видали ли они воды и куда идут. Но ей ответили, что большой воды они не видели, хотя и шли не той тропой. Однако они отчаялись искать воду на восходе и шли теперь к Высокой траве, что слева от хода Глаза. Тембо туда обычно не ходили, в Большой траве никогда не знаешь, кто и откуда за тобой следит. Нкиру только пожелала собратьям удачи и повела племя дальше. В небесах кружили тени падальщиков, ждущих, когда тяготы пути наконец свалят кого-нибудь из бродяг. Но они терпели, шли на пределе сил, и все-таки терпели. Ближе к вечеру бесконечные саванны перешли в спуск к руслу еще одной реки. Река пересохла давно, однако не полностью: на широком просторе между берегов чернели лужи грязи, а в них поблескивала вода – дар небес. От нестерпимой жажды тембо готовы были броситься в эту грязь, хватать драгоценные капли друг у друга, глотать их вместе с землей. Только старшие соплеменники знали, какой грязь бывает опасной, как жадность может довести до беды. Нкиру пошла первой, щупая лужи, некоторые из которых были шириной с крону старого баобаба для совещаний. За ней пошли опытные, но не самые старые члены племени, потом дети и только после детей – старики. Нкиру и ее помощники отыскали место, где грязь не доходила выше пальцев, туда первым делом согнали младших. Воды всем не хватало, из одной лужи пили по трое, по четверо. Делились, о жадности позабыли сразу же, ведь главное для выживания племени – взаимопомощь.

Нкиру пила из отдельной лужи, ей уступили из уважения и благодарности за то, что вывела племя хоть не к большой, а все же воде. Воды было мало и она была грязной, но сейчас это не имело значения. Нкиру жадно глотала, позабыв обо всем на свете, даже о долге вождя. И лишь испуганный крик молодой Мазози заставил оторваться от лужи. Ее сын, кроха Изоба провалился-таки в яму, коварно сокрытую жижей. Нкиру бросилась на помощь, расталкивая непонимающих сородичей, Мазози не имела еще опыта, не умела ни воспитывать, ни следить за детьми. В одиночку она не вытащила бы сына. Никто так и не понял причину спешки Нкиру, пока не стало поздно. Перепуганная мать в неуклюжих попытках вытащить дитя затолкала Изобу еще глубже, совсем еще малыш, он мгновенно задохнулся, нахлебавшись разжиженной грязи. Пристыженные соплеменники собрались вокруг, отводя взгляды, им стало совестно, что жажда возобладала над чувством братства. Им стыдно было слышать протяжные стенания Мазози, ведь теперь они могли только сочувствующе погладить ее по плечам и голове. Скорбь навалилась на все племя, даже вода не шла в рот после трагедии. Все молчали, один старый Зикимо временами качал головой и издавал невнятное ворчание. Наверное, он видел будущее…

Ночью племя снова остановилось под деревьями. Здесь была пища и укрытие от непогоды и хищных охотников, чьи глаза, словно звезды в ночном небе, то загорались среди густой травы, в кустах или на ветке кривой акации, то гасли, оставляя жертву в неведении своей дальнейшей судьбы. Стоянка выдалась неспокойной, воздух разогрелся и едва не обжигал заветренную кожу, бледный Глаз сделался больше обычного, а вскоре на горизонте зардело зарево. Для восхода было рано, хотя свет напоминал рыжие или желтые волны, исходящие от светлого Глаза. Обычно Нкиру радовалась появлению Глаза, восторг пробуждающейся жизни охватывал ее, но только не сейчас. От этого свечения в саванне исходила опасность, высокие травы полнились тревогой. Затем послышался топот. Много ног стучало по земле, в ночи разносились испуганные крики. Шум и вой обрушились на мирное стойбище, огненная волна поднялась выше деревьев, разгоняя ночь.