Чужое счастье

У Эмери пересохло во рту. Машинально проведя зыком по губам, она чуть отодвинулась от Лекса, чтобы лучше видеть его лицо.

— Продолжить? — В ее голосе явственно слышалась растерянность. — Зачем?

Вероятно, в другое время она сочла бы этот вопрос дурацким, но ей действительно необходимо было выяснить, что скрывается за оброненной Лексом фразой.

— Зачем? — Очень медленно, глядя прямо Эмери в глаза, он наклонился к ее лицу. — Ведь ты сама это прекрасно знаешь, не так ли? — В следующую минуту он притянул Эмери к себе и прильнул к ее губам.

Она попыталась было вновь отстраниться, но на этот раз Лекс не позволил ей этого. А потом… потом ей уже и самой не захотелось отодвигаться. Охваченная волной трепета, более ощутимой, чем все предыдущие, Эмери приоткрыла губы, и Лекс сразу же, словно опасаясь, как бы она не передумала, скользнул меж них языком. Стоило Эмери почувствовать это горячее влажное проникновение, как ее немедленно бросило в жар и она сама потянулась к Лексу, не в силах справиться с собой. Растворяясь в сладостной неге, Эмери обвила руками шею Лекса. Затем услышала сдавленный стон… и не сразу поняла, что он принадлежит ей самой.

В какой-то момент она почувствовала, как ладонь Лекса скользнула по ее спине вниз, затем изменила направление движения и оказалась на груди. Он легонько сжал полную упругую выпуклость, и Эмери тут же пронзил острый импульс наслаждения. Но не успела она непроизвольно выгнуться, как вдруг крупно вздрогнула всем телом от мелодичного, но неожиданного и потому неприятного звука.

— Дьявол! — в сердцах выругался Лекс, тоже застигнутый врасплох. — Вечно некстати…

Только когда он полез в карман джинсов, охваченная пламенем страсти Эмери сообразила, что поцелуй был прерван звонком мобильника.

— Да! — резко произнес Лекс, поднеся трубку к уху.

Тон его голоса помог Эмери выйти из состояния сладостного оцепенения. Опомнившись, она встала, оттолкнувшись от скамейки одной рукой, а другой — опершись на палку, и поспешно заковыляла прочь по углублявшейся в сад, в направлении замка тропинке.

— Разговор еще не окончен! — крикнул ей вслед Лекс. — У меня есть для тебя предложение. — Затем уже другим тоном и гораздо тише он произнес: — Конечно, не тебе… Я тут беседовал с другим человеком. Что? Нет уж, не нужно перезванивать. Говори, что собирался сказать…

Дальше Эмери не прислушивалась. Не оглядываясь, она хромала по тропинке, думая только об одном: как бы поскорее очутиться в своей комнате и запереть дверь на ключ.

Медленно поднимаясь по лестнице на второй этаж, она услышала еще один неприятный звук — рев мотоциклетного двигателя на ведущей к замку дороге.

Айки все-таки возвращался.

Большую часть ночи Эмери провела, ворочаясь в постели с боку на бок.

Почти вся немногочисленная мебель была приобретена вместе с замком и прибыла из Шотландии. Эмери не знала, каким годом датировалась кровать с украшенным сложной резьбой изголовьем, на которой ей приходилось спать, но она скрипела от малейшего движения. Казалось, звуки рассохшегося дерева разносятся в ночной тишине по всему замку.

И все же не ворочаться было невозможно. Поцелуй Лекса настолько взбудоражил Эмери, что она до сих пор пылала. Ее кожа словно горела огнем. Даже принятый перед сном «душ» не умерил этого жара. Он лишь вызвал появление на теле пупырышков, но ненадолго. Еще когда Эмери вытиралась единственным оставленным ей судебными исполнителями махровым полотенцем, те исчезли.

Она ложилась в постель в надежде, что льняные простыни примут излишки температуры, но не тут-то было. Их прохлада лишь подчеркнула жар бушующего в ее теле пламени.

Тем не менее, улегшись на спину и натянув до подбородка простыню, Эмери закрыла глаза и попыталась уснуть. Через несколько минут она повернулась на бок и повторила попытку. Потом повернулась на другой бок… Так началось беспрерывное мучительное верчение.

Проблема заключалась в том, что в какой бы позе Эмери ни находилась, она, словно наяву, ощущала недавние прикосновения Лекса.

Взять хотя бы ее плечи. Рука Лекса как будто до сих пор обнимала их. Это было самое устойчивое ощущение, потому что объятия длились все время, пока Лекс сидел рядом на скамейке.

Затем, конечно, бедро, до которого он то и дело дотрагивался коленом, а потом прижался во всю длину собственным бедром.

Губы, все еще хранившие вкус поцелуя.

И едва ли не самое острое ощущение — ладонь Лекса на ее груди.

Соски Эмери как сжались там, на садовой скамейке, так и застыли в подобном состоянии. И от них во все стороны бежали цепочки чувственных импульсов, которые, достигнув тайных глубин, порождали сладостные волны тепла.

Уснуть, испытывая всю эту гамму ощущений, было абсолютно невозможно. Кроме того, к ним примешивалось ощущение близкого присутствия Лекса. Ведь он находился где-то рядом, вероятно в своей спальне, а возможно, беседовал с Айки или помогал тому выбрать комнату и устроиться в ней.