Чужое сердце

Сначала я подумала, что он имеет в виду тюрьму, но заметив, как цепко он обхватил себя руками, поняла: ему надоело заточение в собственном теле. Тогда я вспомнила отцовские слова, вспомнила о teshuvah. Помогу ли я Шэю, позволив умереть так, как ему хочется?

– Давайте не будем опережать события, – уступила я. – Если вы сможете объяснить Джун Нилон, зачем вам это нужно, я, возможно, смогу объяснить это в суде.

Но Шэй внезапно погрузился в раздумья – не знаю уж, куда они его уводили.

– Увидимся завтра, Шэй, – сказала я и протянула руку, чтобы коснуться его плеча. Я просто хотела дать понять, что ухожу… И в тот же момент я очутилась на полу, а надо мной возвышался Шэй, кажется, не менее огорошенный случившимся, чем я сама.

В комнату ворвался надзиратель. Шэй рухнул ничком, и в поясницу ему уперлось колено.

– Вы в порядке? – спросил офицер, застегивая наручники у Шэя на запястьях.

– Да-да, я просто… поскользнулась, – соврала я. Я чувствовала, как на левой скуле проступает рубец, который, разумеется, не мог не заметить и надзиратель. В горле застрял комок страха. – Можно нам побеседовать еще хоть пару минут?

Я не попросила снять наручники с Шэя: не хватило смелости. Покачиваясь, я поднялась и дождалась, пока мы останемся наедине.

– Простите, – буркнул Шэй. – Простите, я не хотел. Иногда, когда меня…

– Сядьте, Шэй, – велела я.

– Я не нарочно. Я не заметил, как вы… Я думал, вы… – Он замолчал, будто подавившись словами. – Извините.

На самом деле ошибку допустила я. Человек, десять лет пробывший в одиночестве, человек, чьи телесные контакты ограничивались процедурой снятия наручников, – такой человек явно не был готов к физическим проявлениям симпатии. И невинное прикосновение он счел угрозой личному пространству, вследствие чего я и растянулась на полу.

– Это не повторится, – пообещала я.

Он яростно замотал головой.

– Нет!

– До завтра, Шэй.

– Вы на меня не злитесь?

– Нет.

– Злитесь. Я же вижу.

– Не злюсь.

– Тоща можно попросить вас об одолжении?

Знакомые адвокаты, работавшие непосредственно с заключенными, предупреждали меня: Мэг, из тебя выжмут все соки. Арестанты умоляли принести им марки, деньги и еду. Просили, что бы вы позвонили их родственникам. Это были самые умелые аферисты. И как бы вам ни было их жалко, нужно постоянно напоминать себе: они вытрясут из тебя все, что смогут, потому что ничего своего у них уже нет.

– Вы не могли бы в следующий раз напомнить мне, какие ощущения испытывает человек, когда ходит босиком по траве? Я и сам это знал, но уже забыл. – Он печально покачал головой. – Я просто хочу… Хочу узнать, каково это. Снова.

Зажав папку подмышкой, я помахала офицеру, чтобы тот выпустил меня на волю.

– До завтра, Шэй, – повторила я.

Майкл

Шэй Борн мерил узкое пространство камеры шагами. На пятом он разворачивался и двигался в противоположном направлении.

– Шэй, – сказал я, пытаясь успокоить скорее себя, чем его, – все будет хорошо.

Мы ждали, когда его переведут в комнату, где состоится встреча с Джун Нилон, и оба ужасно нервничали.

– Поговори со мной, – попросил Шэй.

– Хорошо, – согласился я. – О чем бы тебе хотелось поговорить?

– Что мне ей сказать… Что она мне скажет… Я точно не смогу подобрать слова. Я все пересру.

– Скажи то, что считаешь нужным сказать. Шэй, нам всем бывает нелегко говорить.

– Да, но особенно тяжело, когда собеседник считает тебя последним говнюком.

– Иисуса это не смущало, – напомнил я. – А у них в Ниневии, знаешь ли, клубов ораторского мастерства не было. – Я открыл Библию, чтобы прочесть отрывок из Книги Исайи. – Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим…[18]

– А можно хоть раз поговорить без библейской пятиминутки? – рявкнул Шэй.

– Я просто привел пример, – сказал я. – Иисус сказал это, вернувшись в синагогу, где Он воспитывался. К твоему сведению, у той паствы накопилось немало вопросов. В конце концов, они росли вместе с Ним, они знали Его до того, как Он ударился в чудеса. И как Он поступил, прежде чем они успели усомниться в Нем? Он произнес слова, которые они хотели услышать. Он даровал им надежду. – Я поднял глаза на Шэя. – И ты должен сделать то же самое с Джун.

Дверь открылась, и на ярус I вошли шестеро офицеров в бронежилетах и масках.

– Не заговаривай, пока не разрешит посредник. И постарайся объяснить ей, почему это так для тебя важно! – напутствовал я его на прощанье.

В этот момент первый офицер приблизился к двери камеры.

– Отче, – сказал он, – встретимся на месте.

Я наблюдал, как Шэя ведут по ярусу, и мысленно заклинал его: «Говори от всего сердца. Чтобы она согласилась это сердце принять».