Чужое сердце

Сегодня вечером Янн впервые приглашает меня к себе. Он живет в одном из небольших частных домов, которые еще встречаются в 19-м округе неподалеку от парка Бют-Шомон, где мы целовались, возле метро «Ботзарис». Он недавно туда переехал. За шесть месяцев сделал полный ремонт. Оставил только несущие стены. Все белое, только несколько светло-серых поверхностей и несколько цветовых акцентов. Спальня – исключение в этом красивом лофте. Это единственная закрытая комната, и она вся голубая. Глубокий, насыщенный, почти фиалковый цвет. Мне сразу же безумно нравится это пространство, тотальная современность старинного дома, как в «Босколо-паласе», где тоже удачно совмещаются эпохи и миры.

Мебели не много, она в основном белая или из матового алюминия. Мое внимание привлекает секретер из экзотического светлого дерева, это сильный акцент в декоре. Я узнаю стиль. Это старинная индийская мебель. На боковых стенках и на дверцах вырезаны изображения моей триады: Брахма, Вишну и Шива.

– Ты тоже любишь Индию? Какой великолепный секретер.

– Обожаю… Это единственный предмет мебели, который согласилась оставить мне жена, – может, так оно и лучше, мне нужно было сменить обстановку…

Я рассказываю Янну свои индийские приключения с Лили, он смеется. Про манекенщика в самолете, про наши безумные гонки, про мой танец парий… Янн открывает бутылку шампанского. Еще я рассказываю ему про Тадж-Махал, про «Лейк-палас» и про мое ощущение дежавю. Рассказываю про сны, про молекулярную память и одновременно понимаю, что все это как-то угомонилось. Вот оно, волшебство любви.

Из-за своих колебаний я так и не отправила письма – министру и во врачебный совет, – и какое-то предубеждение удерживает меня от звонка Генриетте, мне не хочется ставить ее в неловкое положение. Я хочу сконцентрироваться на своей новой жизни с Янном, насладиться нашим романом, случившимся неожиданно.

Мои воспоминания трогают и интригуют Янна. Это, считает он, психологическое последствие моей пересадки. Все всегда имеет объяснение, говорит он безмятежно. Единственная тайна, которую он признает за жизнью, – это алхимия встреч, удесятерение энергии двух встретивших друг друга людей. Он не верит в случай. Он художник, романтик, но еще и практик, специалист, его рассуждения подчиняются логике.

Я снова заговариваю о нас.

– А после Берлина?

Мой вопрос как будто вызывает у Янна заминку. Он откашливается, потом отвечает с подкупающей искренностью:

– Это еще не скоро, но в мае две тысячи восьмого года я уеду в Австралию, по крайней мере на год. Я дал согласие уже довольно давно. Там строится развлекательный комплекс класса люкс – в уникальном, совершенно диком месте на севере страны, в буше, который вплотную подходит к океану. Австралия – это ошеломительно…

– В Австралию?!

– Да…

Янн берет меня за руку.

Вот оно что… Но это же просто страна – Австралия…

Я залпом допиваю шампанское и протягиваю бокал Янну за добавкой.

Новость огорчает меня, Янн сразу же это чувствует.

– Я же сказал в Австралию, а не на планету Марс…

– Для меня – никакой разницы… Значит, я не смогу тебя видеть?

– Я буду возвращаться раз в три месяца в парижское бюро, и ты тоже сможешь приехать… Я не мог отказаться, это как если бы тебе предложили прожить год в Голливуде и сняться в блокбастере, да еще в роли, которая тянет на «Оскар».

– Честно говоря, от меня это далековато… И тем лучше, потому что мне не с кем оставить дочку в Париже, жить так далеко от нее я бы не смогла…

– Мы не будем портить вечер из-за профессиональных планов, которые осуществятся почти что через год, правда?

– Да… Ты прав, не будем портить…

Моя склонность к романтике и мой идеализм так часто уводят меня в какие-то мечты о вечной и неразлучной жизни вдвоем, но реальность научила меня ценить момент, «любить то, что есть в реальности», как говорит моя психологиня, ценить настоящее время, задвигать все гипотезы в их сослагательное наклонение, не заморачиваться насчет того, что, может быть, вовсе и не наступит.