– Следовательно, ничья безопасность от перемены способа казни не пострадает: ни работников тюрьмы, ни арестантов. То есть, по большому счету, «обузой» для Управления станут лишь десять тысяч долларов, необходимые для строительных работ. Жалкие десять штук. Я права, господин председатель?
Его взгляд пересекся с взглядом судьи.
– У вас найдется нужная сумма в бюджете?
– Не знаю, – ответил Линч. – Бюджет всегда ограничен…
– Ваша честь, я бы хотела, чтобы к уликам присовокупили эту копию бюджета Управления. – Я по очереди показала бумагу Гринлифу, судье Хейгу и самому председателю. – Вам знакомы эти цифры, господин председатель?
– Да.
– Вы могли бы прочесть вслух выделенную строку?
Линч водрузил на нос очки.
– Обеспечение для высшей меры наказания, – прочел он. – Девять тысяч восемьсот восемьдесят долларов.
– А что подразумевается под «обеспечением»?
– Химикаты, – ответил Линч. – И непредвиденные расходы.
Иными словами, расходы на халатность и разгильдяйство.
– Но если верить вашим показаниям, химикаты должны обойтись всего лишь в четыреста двадцать шесть долларов.
– Мы не знаем, какие еще расходы могут возникнуть по ходу дела, – промямлил Линч. – Блокпосты, регулировка дорожного движения, дополнительная рабочая сила… Это наша первая казнь почти за семьдесят лет. Мы составили избыточный бюджет, чтобы в последний момент не выяснилось, что у нас возникла нехватка финансов.
– Но если эти деньги все равно должны быть потрачены на казнь Шэя Борна, какая разница, на что они пойдут: на покупку пентотала натрия или… на сооружение виселицы?
– Ну… – запнулся Линч. – Это все равно не десять тысяч…
– Верно, – согласилась я. – Вам не хватает ста двадцати долларов. И во столько вы оцениваете человеческую душу?
Джун
Однажды я услышала такую фразу: «Когда ты рожаешь дочь, у тебя появляется человек, который будет держать тебя за руку на смертном одре». В первые дни жизни Элизабет я следила за движениями ее крохотных пальчиков с похожими на ракушки ноготками и удивительно крепкой хваткой – и думала, буду ли я сама, много лет спустя, так же крепко держаться за ее руку.
Переживать своих детей – это неестественно. Как бабочка-альбинос, как кроваво-красное озеро, как падение небоскреба. Я уже когда-то прошла через этот кошмар, я не хотела пережить его вновь.
Мы с Клэр играли в черви, и не думайте, что я не заметила заложенной в этой масти иронии. На картах были изображены мультипликационные герои, и, вместо того чтобы стремиться к выигрышу, я просто коллекционировала картинки с Чарли Брауном.
– Мама, – не выдержала наконец Клэр, – играй всерьез!
– Что ты имеешь в виду? – с притворным удивлением спросила я.
– Ты
– Не знаю.
– Какие это кресты имеются в виду?
За спиной у Клэр кардиомонитор отображал ровное биение ее сердца. В такие моменты сложно было поверить, что она настолько тяжело больна. Но мне было достаточно увидеть, с каким трудом она становится на ноги, чтобы сходить в туалет, – и я тут же вспоминала, как обманчива внешность.
– Помнишь, как ты придумала тайное общество? – спросила я. – Его члены собирались у живой изгороди.
Клэр покачала головой.
– Ничего такого я не делала.
– Конечно, делала! Но ты тогда была еще совсем маленькой, потому-то все и забыла. И попасть в этот клуб мог далеко не каждый. У тебя была печатка со словом «Атказ» и штемпельная подушечка. Ты мне поставила такую печать на руку, и всякий раз, когда я хотела позвать тебя к обеду, я должна была назвать пароль. В сумочке зазвонил телефон, и я кинулась к нему как ошпаренная: в здании больницы мобильная связь находилась под строжайшим запретом, и если бы я попалась, мне было бы несдобровать.
– Алло?
– Джун, это Мэгги Блум.
Я перестала дышать. В прошлом году в школе Клэр узнала, что целые сегменты головного мозга отданы под бессознательные акты вроде пищеварения и поглощения кислорода, что, с точки зрения эволюции, было очень разумно. Однако работу этих систем могли нарушить элементарные сбои: любовь с первого взгляда, проявление насилия, слова, которых ты не хочешь слышать.
– Официальных новостей у меня пока нет, – сказала Мэгги, – но я подумала, что вам будет небезынтересно узнать: завтра утром начинаются финальные прения. После чего – смотря сколько времени понадобится судье на раздумья – мы узнаем, получит ли Клэр новое сердце. – Повисла долгая пауза. – В любом случае казнь состоится через пятнадцать дней.
– Спасибо, – только и сказала я и положила трубку. Через двадцать четыре часа я узнаю, выживет ли Клэр.
– Кто это звонил? – спросила она.
Я спрятала телефон в карман куртки.
– Из химчистки, – ответила я. – Наши зимние пальто уже готовы. Можно забирать.
Клэр недоверчиво покосилась на меня. Она знала, что я вру. Не дожидаясь конца игры, она собрала карты.
– Не хочу больше играть, – сказала она.
– Ну хорошо.
Она перевернулась на бок, спиной ко мне.