– Какая глупость! – воскликнула я. – Лучшей матери, чем Елена, я не встречала, а ведь она одна поднимала Владика, без мужа!
– К счастью, ваша преподавательница – не единственная потерпевшая в таком положении, и мне удалось убедить этих ретивых ребят снять ее с крючка, – пояснил Карпухин. – Их версия и в самом деле выглядит неубедительно, ведь после того, как следователи умыли руки, Красина обратилась на несколько кабельных каналов, и два из них согласились передать обращение матери к похитителям. Так как каналы не центральные, неудивительно, что никто из нас этого обращения не видел. Узнав о его существовании от самой Красиной, я навел справки: все правда, такой сюжет проходил. Разве мамаша, желающая избавиться от сына, пошла бы на телевидение?
– Ох, Артем Иванович, – недоверчиво покачал головой Павел. – И не такое, знаете ли, бывает – уж поверьте моему опыту! Известны случаи, когда родители годами дурили следствие, и никто не мог поверить, что они и в самом деле имеют отношение к преступлению. Правда обычно открывалась по чистой случайности, с появлением ранее не опрошенных свидетелей.
– Послушайте, но как же тогда быть с возвращением Владика?! – сочла я нужным вступиться за Елену. – Если Красина или Лавровские и в самом деле причастны, то почему детито вернулись? По всем законам жанра они должны были бесследно исчезнуть, а родители, поплакав для протокола, вернулись бы к своей нормальной жизни.
– Как бы там ни было, – сказал майор, – сейчас Елена Красина в больнице, дежурит возле сына. Ему может понадобиться пересадка спинного мозга, а не только кровь. Врачи ждут результатов анализов.
Только бог знает, что пережила Елена за все то время, что о Владике не поступало никаких известий! Сначала его украли, потом ее заставили поверить в то, что похитители потребуют выкуп (это у неето, простого учителя, считающего каждую копейку и подрабатывающего везде, где только можно!), а затем вообще обвинили в самом страшном грехе.
Каждый раз, работая с ОМР, я обещала себе, что не стану воспринимать наши расследования как чтото личное, и каждый раз эти обещания не выполнялись. То, что случилось с Толиком и Владиком, не могло обойти меня стороной.
* * *
Я обожаю пятницы. Раньше мне было все равно, ведь выходные случались и среди недели. Но теперь пятница олицетворяла собой не просто день перед уикендом, она стала чемто вроде праздника. У нас с Олегом вошло в привычку после работы отправляться в большой торговый центр, находящийся по дороге домой. Как правило, мы проводили там несколько часов. Одной из многочисленных хороших черт Шилова была терпимость к моим маленьким слабостям. Я – законченный шопоголик, хоть мне и стыдно в этом признаваться. К счастью, у меня мало времени для того, чтобы тратить деньги, иначе они вообще не задерживались бы в моем кошельке. Но по пятницам я позволяю себе «уходить в отрыв», и Олег, надо отдать ему должное, не мешает мне это делать. Конечно, он не ходит со мной по бутикам, не ожидает часами, пока я примеряю шмотки и верчусь перед зеркалом, – нет. Он просто дает мне время насладиться любимым делом, а сам отправляется в продуктовый отдел, где затаривается овощами, фруктами, чаем, кофе и прочей снедью, а потом усаживается в кафе, где ожидает моего возвращения. Я прибегаю всегда с опозданием, нагруженная пакетами с заветными кофточками, шарфиками и обувью, и мы обедаем, разговаривая обо всем, что произошло за неделю, ведь частенько Шилов и я не успеваем поболтать, хоть и живем в одной квартире. Оба устаем и порой просто не хотим вспоминать о работе, особенно когда дела идут не так хорошо, как хотелось бы. Но в пятницу, в ожидании двух свободных дней, мы бываем откровенны друг с другом и не жалеем времени на обсуждение самых разных тем.
Вот и теперь, сидя в маленьком китайском кафе, среди большого количества других людей, я рассказывала Олегу о том, чем сейчас занимаюсь.
– Это отвратительно! – сказал он, когда я дошла до описания состояния Владика. – Агния, тебе не кажется, что вы влезаете в дело, которым должны заниматься другие люди? Ты хоть понимаешь, какие деньги крутятся в этом бизнесе? А это означает, что соваться туда опасно!
– Но у тех,
Шилов задумчиво посмотрел на меня.
– Ты помнишь громкое московское дело Орешкина в две тысяча третьем году? – спросил он неожиданно.