Чужое солнце

В 1929 году по инициативе Сталина был принят указ о «ликвидации кулачества как класса». Этот удар был направлен против крестьянства – за 1930 год из своих деревень в отдаленные, часто малопригодные для сельского хозяйства районы России выгнали два миллиона человек.

Не менее страшные гонения испытали и священники – многие были высланы и погибли.

Изгнание людей, неугодных по политическим и религиозным мотивам, происходило во все времена. Наша недавняя история полна несправедливых гонений. Забывать о них нельзя.

Кирилл задумался, и его чуть-чуть, совсем немного потянуло домой. На минутку. Музыканты, хозяева и гости, друзья и родственники общались, на Кирилла не обращали внимания. И он заскучал. Пока он участвовал в общей трапезе, его еще замечали – передавая соус ткемали или подкладывая еду в большую фаянсовую тарелку. Но Кирилл быстро наелся и теперь только смотрел по сторонам. Наконец и это ему надоело.

Кирилл подумал, что в чужом краю, несмотря на все гостеприимство хозяев, все равно чувствуешь себя одиноким.

Он вышел из-за стола, забрал открытки, на одной аккуратно вывел почтовый адрес и написал:

Написал и решил поискать почтовый ящик. Для порядка сказал стройной женщине, носившей к столу блюда, что ему надо бы прогуляться. Между прочим, только сейчас Кирилл обратил внимание, что за столом нет ни одной женщины: они лишь подавали гостям еду, но сами за стол не садились.

За калиткой начинался незнакомый мир: улочка была пустынной, узкой, уютной. Дома с пристройками, балконами, балкончиками и арочными галереями походили на маленькие старинные замки. Пахло абрикосами и дымом от мангалов. Рядом с домом Роберта раскинулось огромное развесистое дерево неизвестной Кириллу породы, с дуплом, аккуратно забитым куском жести. Под деревом стояла ветхая лавочка.

Кириллу хотелось проникнуть внутрь этой жизни, узнать получше этих людей. Собственно, в этом и заключалась профессия его мамы – изучать особенности, обычаи и привычки других народов, других культур. Может, Кирилл и сам со временем будет этим заниматься…

Тем временем он добрался до развилки и пошел куда-то, то и дело сворачивая: тропа была подобна реке, что вела его вдаль от привычных мест в места новые, неизведанные.

Кириллу стало немного не по себе. Но он пристыдил сам себя: что плохого может произойти с ним в таком прекрасном городе, где у него оказалось столько друзей? К тому же он не собирался в долгое путешествие – ему надо только найти почтовый ящик, в Москве они висят на каждом углу!

Сначала он несколько раз оглядывался, чтобы запомнить дорогу назад, но потом понял, что это невозможно, и стал искать почтовый ящик. Кирилл шел по улицам вдоль домов, окруженных изгородями и заборами, увитыми виноградом, но никакого почтового ящика и близко не было.

Потом к нему привязалась уличная собака, залаяла. Ее поддержали другие, невидимые за заборами, собаки. Кирилл не стал их дожидаться и побежал сломя голову, не разбирая пути. Через переулки. По дороге, мощенной большими камнями. По каким-то кривым ступенькам то вверх, то резко вниз. Собака с гортанным лаем кинулась за ним, но вскоре отстала.

Кирилл отдышался. Оглянулся и понял, что окончательно потерялся и не знает, куда идти дальше. Уже не до почтового ящика ему было – хорошо бы обратную дорогу найти. Стало страшновато. Вообще-то он был смелым парнем. Уж во всяком случае знал, что страх нужно скрывать. Даже от самого себя. И тогда страх развеется и пройдет. Главное – ему не поддаваться.

Вокруг не было ни души. А если бы Кирилл кого и встретил, здесь же никто не говорит по-русски, вывески на чужом языке, и собаки брешут будто не по-нашему. На минуту ему стало по-настоящему страшно: он представил себе, что потерялся навсегда и теперь так и останется в чужой стране, без языка, и как он будет здесь жить – милостыню просить, что ли?