Чужое тело

— Тебе незачем тащить его в Обаг. — Тина постаралась говорить спокойно. — У нас есть два трупа и багажный робот, рассчитанный на полтонны груза. Обойдемся без Ури.

— Неэлегантное решение. — Лиргисо поморщился. — Оставлять его в живых глупо. Кроме того, меня давно уже интересует своеобразный фольклор ростков — интерес чисто познавательный, академический… Расспрошу его по дороге.

— Тогда хотя бы не мучай его.

— Мне не нравится его стиль. Впрочем, если он будет вести себя вежливо, обойдемся без повторных уроков — правда, Ури?

— Да, господин, — сквозь слезы прошептал росток.

— С ней ты тоже должен разговаривать вежливо. На мое милосердие могут рассчитывать только те, чей стиль не вызывает у меня протеста.

После этой сентенции Лиргисо подошел к рюкзакам ростков и начал вытряхивать на землю содержимое. Некоторые предметы он откладывал в отдельную кучу: оружие, громоздкий металлический контейнер, который занимал две трети рюкзака Фелада, какие-то приборы и мешочки. Тина усмехнулась, наблюдая за ним. Живущий-в-Прохладе, рафинированный эстет — и в то же время деловитый и беспринципный мародер. Потом он навьючил приглянувшееся добро на робота; остальное имущество ростков, а также трупы Фелада и Стайсина сложил у подножия одной из перемычек, достал пистолет — и избавился от улик уже знакомым Тине способом. У Ури вся-эта процедура вызвала суеверный ужас, он закатил глаза и бормотал дрожащим голосом:

— Мать-рахада не простит… Мать-рахада, помилуй меня…

— Пошли! — убрав пистолет, приказал Лиргисо. — Ури, у тебя все еще есть шансы заслужить легкую смерть. Тина, я сниму с тебя наручники сразу после Обага.

Казалось, они блуждают по громадному залу, спроектированному дизайнером-сюрреалистом. Просветов в сводах рахады по-прежнему не было, перемычки справа и слева сдвигались все теснее, а посередине все отчетливей намечался извилистый, уводящий в золотисто-коричневый сумрак коридор. Почва под ногами бугрилась и походила на волнистую темно-коричневую резину. Ури спотыкался. Тину на сложных участках страховал Лиргисо, иногда без необходимости. Он то предлагал ей пить, то спрашивал, не хочет ли она отдохнуть, вообще проявлял навязчивую заботливость. Словно пытался ее задобрить. Неужели у него сохранились рудиментарные остатки совести и он на подсознательном уровне чувствует, что поступает неправильно? Не очень-то верится… Если у Лиргисо вдруг проснется совесть, он станет несчастнейшим существом в этой Галактике! Робот-краб ковылял следом, приседая на металлических лапах под тяжестью багажа.

Местами перемычки сплетались и срастались, лаколарии покрывали их сплошной сияющей массой, становилось все светлее. Прогалины между перемычками забивал кустарник, похожий на небрежно смотанные клубки проволоки, — сворачивать некуда. По правой стороне прохода обозначился желоб, как будто с влагой на дне. По дну ползло «бревно»… Нет, не ползло. Перемещалось за счет перистальтики подвижных стенок желоба. Кожистая чешуя «бревна» потускнела и местами осыпалась, сбоку что-то торчало. Тина присмотрелась: множество корешков разной длины — мохнатая продольная полоса. Корешки выглядели вялыми, засохшими.

Лиргисо увлек Тину в сторону от желоба.

— Что это?

— Своего рода тропа мертвых. Хм, скорее уж канава мертвых. — Он повернулся к пленнику: — Ури, как у вас это называется?

— Длинная ложка зобула, господин.

— Что за истории у вас рассказывают про эту длинную ложку?

Ури, дрожащий и сникший, безропотно отвечал на все вопросы. Лиргисо еще и комп включил, чтобы фиксировать причудливые поверья ростков. Его разбирало любопытство, и ему не было никакого дела до состояния информатора. Тину мутило все сильнее. Наверное, после этой прогулки ее будет тошнить при одном упоминании о савайбианском фольклоре.

Перемычки сливались в сплошные стены, неровные, бугристые, испускающие золотое сияние. Кое-где из разбухших лаколарий торчали длинные подрагивающие усики. Желоб стал шире и глубже, со стороны стены в него впадали боковые притоки. По дну медленно перемещались мертвые «бревна», темные комья, похожие на больших мягких улиток, треснувший шлем, нечто напоминающее гофрированную шляпку гриба, ворох вялых спутанных стеблей.

«Савайбу не за что ненавидеть. В этом мире не было ничего зловещего — пока здесь не высадились первые колонисты, пока люди не притащили сюда свои любимые игры. Зобул существует не для того, чтобы жрать людей. Видимо, это орган рахады, предназначенный для утилизации отмирающих образований, которые поступают к нему по желобу, только и всего. Нет ведь, додумались, приспособили! Гордые люди рахад, промышляющие работорговлей, ростки с их убогим “стилем”, как называет это Лиргисо… Скучно, ребята!»

Впереди раскрылось залитое золотым светом пространство, там что-то влажно хрипело и чавкало. Близкий к обмороку Ури замедлил шаги, но Лиргисо повернулся к нему и предупредил:

— Ты поступишь разумно, если не станешь сердить меня под конец. Знаешь, что такое «разумно»? Немного осталось, идем.