Чужое тело, или Паззл президента

— Всё как вы предполагали, — сказал он. — Только что выехали. За рулем какой-то незнакомый мне водитель. Потому что, как я понял, его водитель летит вместе с хозяином. Хорошо. Повторяю ваши инструкции. В Шереметьеве я сажусь на лондонский рейс, на который у меня билет. Нет, нет, на глаза постараюсь не попадаться, хотя меня они в лицо как будто не знают. «Гольф», как договаривались, я отдам Коле, который должен меня ждать в аэропорту. В Лондоне меня встретит какой-то китаец, который будет держать табличку с моим именем. Вдвоем мы должны проследить, с кем он будет в Лондоне встречаться. Как я понимаю, все эти разговоры о консультации в больнице «Веллингтон» чистое фуфло… Слушаюсь. Еду. Не беспокойтесь, никуда им не деться. Я постараюсь сесть в самолет одним из последних, чтоб быть уверенным, что они уже на своих местах. Хорошо. Еду.

Пробок было мало, словно знак свыше, а после моста через канал дорога была и вовсе свободна. «Гольф» не спеша катил через Химки и дальше к повороту на Шереметьево. Всё шло по плану, а он любил планы. Чтобы всё было рассчитано, просчитано, запланировано. Хороший план — это уже половина успеха. А успех в его профессии — это значило оставаться на свободе с куском хлеба, выражаясь литературно, а не кормить вшей на зоне. И уж подавно не лежать в холодильнике в морге с биркой, привязанной к пожелтевшей восковой ноге.

Когда он уже проехал через автоматический шлагбаум и начал подниматься по пандусу к вылетам, вдали он заметил знакомый синий «лексус», который уже высадил пассажиров. Теперь не торопиться, пусть они пройдут контроль, а он-то уже успеет сесть. Тем более, вещей у него практически не было, один саквояжик, ручная кладь.

А вот и парень, который должен отогнать домой его «гольф».

— Держи, — протянул ЮЮ ему ключи. — Машину оставишь у себя, а я тебе позвоню, когда буду вылетать из Лондона, и ты встретишь меня. Понятно?

— Вполне, — сонно кивнул белобрысенький паренек. — Давай ключи, а то я опаздываю…

Очереди перед стойками с лондонским рейсом уже почти не было, и ЮЮ быстро зарегистрировал билет. Покурить бы где-нибудь, а то курящих совсем со света сживают, выкуривают, так сказать, ухмыльнулся он каламбуру: и в самолете нельзя, и в аэропорту нельзя, и нигде нельзя. На том свете, интересно, хоть еще разрешают затянуться, подумал он и направился по рукаву ко входу в самолет. Газет он со стойки с прессой никогда не брал. Стоило ему усесться в кресло, он засыпал практически мгновенно. Гм… странно, что их в первом классе не было. По его, Петра Григорьевича, положению, должен он бизнес-классом летать. А может, всё экономит? Богатенькие, бывает, из-под себя едят. За копейку задушатся. Наверное… ЮЮ опустился на свое место в четырнадцатом ряду и успокоился. Сидели они где-то за ним и никуда они теперь не денутся от него. Только не нужно выглядывать их, а то мигом поймут, что их пасут. Ничего. На высоте в десять тысяч метров из самолета не удерешь. И в Лондоне выйдет он раньше, и будут они всё время под контролем. Так что всё путем.

Самолет, нетерпеливо подрагивая, взвыл двигателями в последней проверке и начал разгоняться. Перестук швов взлетной полосы под колесами превратился в пулеметную очередь и внезапно смолк. Самолет оторвался от земли. Шереметьево заваливалось куда-то в сторону. ЮЮ откинул голову на подголовник и начал засыпать. И тут же появилась откуда-то его мать и начала, как всегда, скорбно качать головой, словно оплакивала его…

А через час уже Петр Григорьевич смотрел через иллюминатор на редкие облака, сквозь которые просвечивала проплешинами лужаек подмосковная земля. Интересно, клюнули ли Фэн и К° на заброшенный им крючок? Они ведь тоже не лыком шиты. Один просчет — и не они на крючке, а ты. А то и на мушке. Уж очень ставки велики, в который раз повторил он себе. И Юрий Степанович и Фэн это прекрасно понимали. Если выдаст Вундеркинд со своей командой новый компьютер, хоть один только лабораторный образец, стоить «РуссИТ» станет на многие порядки больше. Речь пойдет не о каких-нибудь там двадцати миллионах долларов, что предлагал Фэн, а о двухстах или того больше. За такой патент или за всю компанию любой компьютерный мейджор, от «Делла» до «Эппла», «Хьюлетт-Паккарда», «Тошибы», «Сони», «Самсунга» душу черту заложит. Ну а если уж пойдет речь о массовом производстве флэш-компьютеров, тут счет вообще другой, заоблачный.

Особо рьяным патриотом Петр Григорьевич никогда не был, слишком много он видел людей, которые били себя в грудь, клянясь в пылкой любви к матушке-России, и одновременно обворовывали любимую матушку, как говорится, по-черному. Да и вообще выжить в лихие девяностые без доли цинизма было ох как трудненько. И всё же, всё же какая-то пусть старомодная, даже детская привязанность к родине все-таки оставалась в нем. Пусть и не в пафосных словах профессиональных патриотов, но он чувствовал, что должен сохранить такой приоритет для России — это ведь всё равно что одним рывком ее на несколько ступенек в новых технологиях поднять. По крайней мере в ИТ-технологиях.