Чужое тело, или Паззл президента

— Можете тогда воспользоваться банкоматом. В крайнем случае, если банкомат не выдаст вам нужной суммы, любой банк вам поможет. Не буду сейчас торопить вас, подвезете аванс, когда сообщите мне имя нужного нам человека. Очень надеюсь, что вы меня не подведете. А то, знаете… — Он улыбнулся, и улыбка получилась такой зловещей, что Фэн невольно вздрогнул. — Договорились?

— О, да-да, конечно.

— Отлично, господин Фэн. Мы пришли. Жду вашего звонка.

— Спасибо, Саша. Я думаю это произойдет в ближайшие дни.

— Жду. Всего вам наилучшего.

— До свидания.

— Спасибо, Галочка, — сказал Евгений Викторович и обнял ее за плечи, — Костя мне рассказывал, как блестяще ты сыграла свою роль. Блеснула еще одна грань в твоих талантах.

— Женя, ты всё смеешься надо мной, — улыбнулась Галя и, откинув голову, внимательно и испытующе посмотрела на него. Так, как когда-то посмотрела на Петра Григорьевича, впервые увидев его и почувствовав его интерес к ней. Он почувствовал, как напрягается, как молодые гормоны весело пришпоривают его: вперед, вспомни, как тебе было хорошо с ней, как прижимал к себе, чувствуя жар ее возбужденного и такого податливого тела. Медленно, осторожно, он прошелся пальцами по ее позвонкам, ощупывая каждый из них, с сожалением оставляя их, чтобы спуститься к следующему. Это был их пароль, условный стук в дверь. Галя выгибалась под его прикосновениями. Пароль был принят. Он поднял ее на руки и понес к кровати. Он не мог понять, почему он покачивается. То ли из-за ее пышущего жаром тела или от возбуждения. Господи, пронеслось у него в голове, если бы Петя, я, мы… если бы…

Он бережно опустил ее на постель и с трудом разделся, так он был возбужден. Еще мгновенье, и он начнет с того, что они всегда делали, когда оставались одни. Но в эту самую секунду что-то вдруг щелкнуло в его мозгу. На краденом теле едешь, пронеслась в его голове гадко-холодная мыслишка, далеко ли на нем ускачешь… И словно не было никакого возбуждения, словно не было только что никакой свирепой эрекции, которая гнала его вперед к постели и прекрасной страстной женщине, с которой так сладостно они любили друг друга. В том-то и дело, вдруг отчетливо произнес какой-то голос, не поймешь, то ли его, то ли чей-то еще. То был настоящий человек, влюбленный в настоящую женщину. А теперь… Женщина была та же, и смотрела на него с испуганным недоумением, а вот Евгений Викторович, Женя, был уже другой. Был ведь это не настоящий ее любовник, а фальшак. И не нужно было никаких сложных экспертиз, чтобы определить, не подделка ли. Подделка, подделка. Элементарнейшая подделка. Фальшак, как говорят музейщики. Никчемный в сексуальном отношении человек, решивший въехать в половой рай на чужих гормонах. И чем яснее он понимал, что и в новом теле он в постели превращается в немощного Петра Григорьевича, тем безысходнее казался ему тупик, в который он забрел. Конечно, сколько-то времени можно откупаться от нее «солнышком» и якобы понятной обоим мыслью о том, что это все-таки предательство того человека, с которым она прожила почти пять лет, что время всё лечит и подобными заклинаниями… Но он-то чувствовал, боялся, знал, что ничего время не вылечит, и ни в чем не повинный покойный Петр Григорьевич будет всё время лежать третьим в их кровати, превращая ее из ложа любви в камеру пыток. Умнее-то всех оказался удельнинский гений Семен Александрович. Уж он-то знал, что не сможет жить с таким грузом. С убийством, да, с убийством, друг мой, привыкай к этому слову. И он-то спел свою лебединую песнь, заплатив высокую цену за преступную гениальность, и спит сейчас спокойно на своем еврейском кладбище рядом с матерью. А он…

Даже не поворачивая головы, Евгений Викторович прекрасно видел Галю. Телом, затылком чувствовал ее опечаленный взгляд. Уж кто-кто, а она-то знала, что значат эти внезапно разжатые объятия, это чувство тягостной неловкости, когда и спросить ничего нельзя, потому что любой вопрос может показаться оскорблением. Вот отчего Петя, я, мы всё пытались выискивать в ней и скованность, и отстранение, и холод. Себя пытались оправдывать, всё цеплялись за это жалкое оружие импотентов. Бедная Галя, она-то в чем виновата? И как ей объяснить, что произошло и что, увы, скорей всего, и будет происходить? Нельзя даже представить себе. Нет уж, единственное, что он может сделать для этой, в сущности, верной, доброй и красивой женщины — это ни за что и никогда даже не пытаться затягивать ее в болото безумия.

— Галочка, — печально сказал он, — ты ни в чем не виновата. Ты должна понять, что это целиком моя вина…