…Затем она устроила своим преследователям воздушную атаку — с помощью каких-то подвернувшихся ей небольших, с белку, летающих певунов, и те, заливаясь весёлыми трелями, метались над строем охотников, пикировали и гадили им на головы, не давая попасть в себя ни из одного вида оружия, за которое в сердцах хватались разозлённые мужчины…
— Миль, ты же обещала, — попытался воззвать к её совести Бен, но ему было сказано, что она, конечно, обещала не обижать «дикарей», но не обещала позволять им обижать себя, любимую…
— Но ты же столько сил тратишь на эти… эти глупости! — апеллировал он тогда к её благоразумию, но в ответ услышал, что надо же когда-то и потренироваться в ментодиктате, да и, в конце-то концов, разве самому не хочется выяснить — что можно и чего нельзя сделать с его помощью.
Выяснить, чего греха таить, хотелось… А тогда ему было предложено прекратить ворчать и начать уже помогать — команда они или нет — тем паче, что вдвоём они смогут сделать больше, а устанут меньше…
….К следующему привалу, как следует напугав охотников, явился крупный, почти метр в холке, толстый, пятнистый кот. Он никого не тронул, но долго и нагло шлялся по месту стоянки, взрыкивал, злобно морща усатую морду, демонстративно скалил белые клыки, а прежде, чем избавить ошарашенных охотников от своего общества, повернулся задом к костру и, мощно роя землю когтистыми задними лапами, засыпал и его, и подвешенный над ним котелок… Оставив охотников, таким образом, опять без горячего… После чего наконец-то величаво удалился, задрав хвост трубой и раздражённо подрагивая шикарной своей шкурой…
Почему охотники не рискнули тронуть кота? Потому что в кустах вокруг стоянки кто-то многозначительно сопел, шумно топтался, временами пронзительно взвизгивая, и грозно шипел… А ещё потому, что один из охотников, судя по всему — старший, третью демонстрацию намерений понял всё-таки правильно, и, категорически запретив своим спутникам дёргаться, с большим интересом досмотрел представление до конца…
Так что охотники всё больше отставали от Миль с мужем.
Да и шли супруги, не чуя особой усталости, и, в отличие от охотников, остановок практически не делали. Остановились лишь в полдень, ненадолго. Затем — только на ночь.
Казалось бы, Миль и не устала… Вот сейчас, как и в полдень — минут пятнадцать… ну, хорошо — полчаса всего-то посидит — и снова хоть галопом к зубчатой кромке гор… которые как будто и вовсе не приблизились… Но стоило сбросить рюкзак и присесть, как оказалось, что ноги-то гудя-ат… И спина рада-радёхонька избавиться от тяжести пусть и небольшой, но постоянной. И даже желудок вроде бы рад заполучить чего-нибудь вкусненького… да хоть и поднадоевшего копчёного мясца — а что он, не родной что ли…
Ночёвку устроили под невысоким разлапистым деревом. Огня разводить не стали, не до него, да и ночи тёплые… С энтузиазмом сгрызли один кусок мяса на двоих, запивая его по очереди из большой, но уже более чем ополовиненной фляги… и сами не заметили, как заснули, кутаясь в обьятия друг друга…
83. Полегче с желаниями
Пить хотелось даже во сне. Не открывая глаз, Бен протянул руку в направлении фляги — но пальцы нашарили только пустоту. Сдвинулась куда-то. Похлопав ладонью, наткнулся на тугой бок рюкзака. Фляги на месте не было. Миль тихонько сопела под боком, но сейчас Бен понимал, что это её жажда разбудила его. Ну, вот, как всегда…
Чуть в стороне послышалась какая-то невнятная возня, шорох, хлопанье… крыльев? Распахнул глаза, но в серых предрассветных сумерках темнел лишь чей-то неопределённый силуэт: кто-то небольшой, не приближаясь, возился неподалёку от лежанки, совершая странные движения и издавая некие звуки. Присмотревшись, Бен едва не рассмеялся: крупный (для своего вида) крылатый певун из числа вчерашних «налётчиков» тихо кулдыкал, переваливался с лапы на лапу, топчась на месте, и в растерянности раскрывал и складывал кожистые крылья. В клюве его, побулькивая, болталась незавинченная фляга…
Невежливо толкнув жену ногой, Бен сказал:
— Слышь, совесть поимей… Хоть для приличия глаза открой, что ли…
Не желавшая просыпаться Миль только плотнее свернулась клубком и попыталась спрятаться у Бена под мышкой. Но он настаивал:
— Давай-давай, просыпайся, а то всё самое интересное про себя любимую пропустишь!
Любопытство, как и лень, рождается обычно прежде женщин, Миль не утерпела — приоткрыла один заспанный глазок и взглянула на мужа укоризненно. Тот не отставал:
— Водичку заказывали?
Это сработало, Миль закопошилась:
«Да-а… Страсть как пить хочется!!!» — он помог ей выпутаться и повернул лицом к всё так же нервно топтавшемуся певуну.
— Твоя работа? Вот и принимай.
«Чего-о?! Я-то тут при чём?» — искренне возмутилась она, хлопая ресницами.
— А кто тогда при чём? Мне, между прочим, он флягу не отдаёт.
Хмыкнув, Миль несмело протянула руку — певун тотчас бочком-бочком подскакал, расплёскивая воду, уронил флягу в подставленную ладонь — и немедленно взмыл в светлеющее небо.
— Ну-у? — уличил муж. — Какие тебе ещё нужны доказательства?