Второй удар застал всех уже на местах, и сразу ровной дробью сыпанули барабаны, а под частый их грохот на арену, освещённую высокими кострами, со всех сторон стали спускаться мужчины — от тоненьких подростков до более чем зрелых мужей — и выстроились по периметру в несколько кругов: самый широкий с краю плошади, следующий — уже, и так далее.
Дробь оборвалась. Стоящие на арене поклонились сидящим на склонах, выпрямились, и барабаны грохнули вновь, но уже в рубленом, чётком ритме.
Круги пришли в движение, каждый круг двигался в сторону, противоположную соседним, но рисунок танца был общим и незатейливым: десятки тел одновременно взмахивали руками и притоптывали ногами, сгибались и подпрыгивали, поворачивались одним боком и другим, выбрасывали вверх руки и хлопали, вращались вокруг своей оси и дружно меняли общее направление движения, образовывали пары и тройки, рассыпались врозь и тут же выстраивались в колонны, подныривали и совершали кувырок, делали выпады и плавно поводили руками…
Удивляла почти полная синхронность, как будто вся эта масса людей долгое время репетировала вместе. Ритм постепенно ускорялся, полуобнажённые тела заблестели в свете костров, иногда, когда ветер ненадолго менялся, с арены до зрителей долетал едкий запах мужского пота. И вскоре количество танцующих стало уменьшаться. То один, то сразу двое покидали круг. А затем ритм барабанов резко изменился, и внутренние круги заметно ускорили танец. Мало того — рисунок движений и характер их стали другими, в то время как внешние круги продолжали танцевать по-прежнему. Между внутренними и внешними кругами наметилось расстояние и оно становилось всё больше, пока в какой-то момент не стабилизировалось. Больше никто его не пересекал.
А ритм опять изменился, и танцоры внутри круга ещё ускорили темп. При кажущейся простоте танца было совсем непросто выдержать темп и не сбиться. Миль обратила внимание, что там, ближе к центру, остались только самые выносливые; те же, что постарше, как и самые юные, давно покинули середину арены.
А впрочем, не все. Спустя какое-то время в чётком рисунке быстротанцующих возникла заминка — кто-то упал. Через него перепрыгивали и перешагивали до тех пор, пока из внешнего круга не прибежали два крепких пожилых воина и не унесли неудачника на «трибуны». А через несколько минут из «быстрого» круга выкатились ещё двое, но поднялись сами и разбежались по разные стороны арены. Следом за ними выпала другая пара. Но эти не разбежались, а напротив, сцепились друг с другом и принялись кататься в пыли, волтузя один другого. Им не мешали, пока один из них не поднялся, покачиваясь, и не побрёл прочь, а второй остался лежать, слабо шевелясь. Его тоже оттащили.
«Да это больше похоже на соревнования, чем на танец!» — обернулась Миль к Гийту, сидевшему сзади и повыше, и поймала взгляд его жёлтых глаз — поскольку была ночь, зрачки эти из вертикальных стали круглыми и горели, как у кошки. «У кота», — поправила она себя. В полумраке и мечущихся отсветах костров выражение лица Гийта разобрать было сложно, но Миль показалось, что смотрел он давно. Долго и печально. На неё, а не на арену…
Отведя взгляд, Гийт ответил:
«Ты права: «Пляска женихов» это и то, и другое. Самые лучшие танцоры затем примут участие в скачках, в борьбе, в стрельбе по мишени и прочем… В конце концов лучшие обязательно получат невест, а другие определённо привлекут к себе внимание, и, возможно, тоже будут в выигрыше».
«А что, они, наверное, много репетировали этот танец?»
«Вместе они танцуют раз в год, на Ярмарке. А у себя в племени… — Гийт пожал плечами. — Наверное, каждый праздник. Движения-то несложные, главное — не сбиться с ритма».
«А женщины тоже танцуют?»
«Танцуют. Но их танец — просто украшение праздника, как ты, наверное, понимаешь. Им-то нет нужды себя рекламировать».
…Внутренний круг расширился, отступив наружу, а в центре остались не больше десятка мужчин. Этот десяток и дотанцевал до третьего удара гонга, после которого над ареной раздался дружный ликующий рёв, живо напомнивший Миль стадион в момент решающего гола — и танец завершился. Танцоры внешнего, самого широкого круга, рассосались среди зрителей.
В наступившей тишине на арену спустились трое: молодая женщина в сопровождении двоих воинов, нагруженных чем-то поблёскивающим и позвякивающим. Женщина подходила к каждому из десяти, о чём-то спрашивала его, принимала от сопровождающего некую блестящую полоску и сама опоясывала ею потную талию финалиста. После чего брала всё ещё тяжело дышавшего танцора за руку и, повернувшись к зрителям, громко объявляла его имя и название племени.
Вся процедура сильно напоминала награждение спортсменов-олимпийцев. Миль аж головой затрясла, чтобы избавиться от так и вставших перед глазами ярких образов. И тут…