Чужого поля ягодка

Первым делом она поставила себе задачу уменьшить дозу вводимого ей вещества. Как бы оно ни называлось, оно её не устраивало. Компьютер здесь оказался не чета домовому, и посложнее, и поупрямее — столько защиты в него понапихали, что он порой сам от себя шарахался, все команды проверял и перепроверял, протоколы постоянно сличал с эталоном. Миль отрастила совсем-совсем тонюсенькое ментощупальце, и ввела его в поле системы как могла невесомо… Но этот параноик немедленно заметался в поисках вторжения и устроил поголовную самопроверку, переключив пациента на резервное управление. А вот пока он занимался самокопанием, Миль вошла в мир дублёра, откуда и заставила его пересмотреть назначения и предписания. Для начала ненамного, чтобы дежурный медбрат не заметил, и не метнулся выяснять у лечащего врача, что да как. А кроме того, надо было выяснить, есть ли поблизости люди, с которыми можно «договориться»…

Поправки скоро сделали своё дело: Миль стала почти адекватной и смогла написать врачу — почему её держат в растительном состоянии?! Оказалось — кто-то напутал, врач такого указания не давал, и немедленно в всём этом разберётся. Присутствовавший болтливый медбрат — Миль так не узнала его имени — при этих словах заметно побледнел и как-то потерялся… Причём, потерялся буквально: пропал из пределов бокса, и больше Миль его не видела.

Вторым вопросом было — может ли она уже повидаться с мужем. Врач очень удивился: муж навещает её каждый день! Вот и сегодня он звонил сказать, что будет в обычное время. Миль от радости чуть не выскочила из обрыдлевшего биосканера. Радости не убавила даже угроза отменить посещение, если пациентка не станет кушать, как положено выздоравливающей.

— Ну, мы договорились? Вы будете кушать?

Миль закивала так, что голова едва не заболела. А аппетит, надо сказать, после отмены всей той дури вернулся, и просто зверский — молодой, сильный организм наперекор всем горестям хотел жить и требовал своё…

Ну и напоследок она спросила о выписке — когда уже она сможет покинуть сие заведение?

Лечащий врач, упорно глядя куда-то в сторону, на приборы, принялся убеждать, что выписываться ей ещё рано, она ещё слаба, и надо бы понаблюдаться, окрепнуть, и разве дома ей смогут обеспечить такой замечательный уход, как здесь, вот прямо с завтрашнего утра начнутся назначенные ей восстановительные физиопроцедуры, укрепляющие упражнения и прогулки, и уже можно пользоваться компьютером, вы ведь любите играть? Работаете? Вот и пожалуйста, сколько угодно.

А до сего дня гулять и развлекаться, было, видимо, необязательно, мрачно думала Миль, глядя, как врёт и выкручивается медик. В общем, выписывать её явно не собирались.

Не помогла даже просьба мужа — Бен страшно обрадовался, застав её, наконец, бодрствующей. Двуединство (Джей уже вышел на службу и больше не мог навещать её каждый день) помогло выздоровлению больше, чем все процедуры, а кроме того, разделённое на двоих горе переносить всё-таки не так тяжко…

Обещанные прогулки оказались идиотской болтанкой от стены к стене по дорожкам небольшого зимнего сада, и Миль чувствовала себя ужасно глупо, статуей восседая в медленно ползущем робокресле под присмотром медбрата… Свой телкомм она никогда с собой не носила — да и зачем, когда Бен всегда был рядом, а другого ей никто здесь не предложил — «дабы не создавать помех оборудованию»… Работать ей не работалось, пустые здешние телепередачи шли в записи и в лучшем случае просто создавали некий фон, вообще никак не цепляя внимание, а новости ей смотреть не разрешали — «чтобы вы не расстраивались», процедуры проводились под какой-то анестезией, разве что массаж на что-то годился…

Извините, но от такой жизни начинаешь как минимум тупеть. А Миль, например, заводилась всё больше.

Экскурсии врачей к её ложу стали подозрительно частыми. Шёл пятый день выздоровления. Она теперь больше бодрствовала, её только два раза в день принудительно усыпляли (причём — не медикаментами) — после обеда и рано вечером, будили поздним утром… Миль копила раздражение, дав себе задание разобраться, как они это делают. И на шестое утро проснулась сама. Рано, часов в шесть утра, она открыла глаза и узрела вокруг себя целый консилиум.

На серьёзных ликах медиков отразилось замешательство.

— Почему её разбудили так рано? — спросил кто-то. Ему ответили:

— Никто и не будил, по графику ей положено спать ещё четыре часа. Что случилось, госпожа? Почему вам не спится? — обратились к ней.

Миль пожала плечами, едва сдерживая ликование — что, не по-вашему, да?! — как бы с перепугу не усыпили опять. Чтобы не отвлекаться, закрыла глаза, сосредоточилась. …Ну точно: что-то извне опять вторгалось, давило на сознание, затормаживало, подстраивало под свой ритм…