Чужой

Вишенка видит свою варшавскую квартиру, свой уголок в маминой комнате, где стоит столик с двумя ящичками, за которым она решает задачи и пишет упражнения. В ящиках, кроме тетрадей, лежит множество разных вещей, к которым она привязана и в которых так приятно покопаться, чтобы оттянуть хоть немножко приготовление уроков. Иногда отец, придя с работы, незаметно кладет туда то шоколадку, то яблоко, то апельсин. Вишенка, обнаружив лакомство, притворяется, что понятия не имеет, откуда оно взялось, отец делает вид, что вообще не понимает, о чем речь, и сваливает все на маму, мама категорически отводит от себя подозрение, и все трое смеются и решают, что в квартире завелся домовой…

Мариану отец представляется за большим столом, по другую сторону которого сидит он сам. Отец разложил под лампой лист миллиметровки, чертит и делает расчеты нового здания. Мариан то и дело отрывается от книжки — так приятно смотреть на тонкие, четкие линии, на маленькие, аккуратно выписанные циферки. Приходит мама и велит убирать со стола «все это хозяйство» — она будет накрывать к ужину. Отец протестует, ворчит, но потом все-таки складывает свои бумаги и говорит: «Пошли, сын, нас здесь не понимают. Здесь мама командует, а нас она и в грош не ставит». И сразу чувствуется, что это «командование» ему очень нравится…

А Юлек вспоминает озабоченный голос мамы, которая ловит его у самого порога: «А шарфик? А шапку?» Хватаешь шапку и шарф, заодно мама засовывает тебе в ранец конфетку или кусок пирога и наказывает сестренке Хеле: «Доченька, ступайте вместе, ты старшая, следи, чтобы он не опоздал и не гонял по улице с мальчишками». Юлек из-за маминой спины показывает Хеле язык, все равно он за первым же углом вырвется из-под ее надзора. Вот с отцом ходить — это другое дело. Дома отцу частенько случается прикрикнуть на Юлека, но на улице он разговаривает с ним, как со взрослым, а если встретит мальчишку из их класса, обязательно остановится, поделится впечатлениями о последних футбольных матчах. Юлеку все приятели говорят: «Отец у тебя — что надо».

И всего этого может не быть? Значит, бывают отцы, которые, вместо того чтобы защищать своих детей, заботиться о них, говорят им попросту: «Иди куда хочешь, ты мне не нужен»?

— Уля! — тихо, растерянно зовет Вишенка.

— И что же, что же с ним теперь будет? — запинаясь, спрашивает Юлек. — Что он теперь будет делать?

— Он говорил тебе, куда пойдет? — допытывается Вишенка.

— В Варшаву. Но у него там никого нет.

Мариан и Юлек возвращались домой. Мариан шел большими шагами, засунув руки в карманы, и, казалось, не замечал шагавшего рядом Юлека. Тот тоже молчал и с раздражением пинал ногами камешки и комья земли, время от времени сердито и обиженно поглядывая на брата. Ему страстно хотелось, чтобы Мариан заговорил, хотелось поссориться, а еще лучше — подраться и выместить на нем всю накипевшую со вчерашнего дня обиду, которая после рассказа Ули стала просто невыносимой.

— Мариан! — выкрикнул он вдруг. — Это все из-за тебя!

— Оставь меня в покое! — огрызнулся Мариан.

— Он пошел в Варшаву!.. — кричал Юлек. — Хотел бы я знать, что он там будет делать, в этой Варшаве!

— Отстань, понял?

— Здесь у него был остров, и мы, и шалаш. И мы его знали. А там?.. Он мог бы остаться на все лето! А теперь он ушел и думает… — мальчик всхлипнул, подавляя рыдания, — и думает, какие же мы свиньи! — совладав с собой, докончил он горько.

Тем временем Вишенка и Уля все еще сидели на террасе.

— Скажи, — прошептала Вишенка, как только мальчики ушли, — а он тебе говорил что-нибудь еще про своего отца?

— Нет.

— Ничего-ничего?

— Да. Я его спрашивала, но он сказал, что мне этого не понять.

— Ведь это же ненормально — чтоб отец не любил своего сына, — глубокомысленно рассуждала Вишенка. — И знаешь, что я тебе скажу? Поэтому Зенек такой странный. Ведь правда, он странный? Как будто из другого мира.

Уля грустно подумала, что для нее этот другой мир не так далек, как для Вишенки.

— Зенек очень несчастлив, — тихо проговорила она. Круглые от волнения Вишенкины глаза смотрели на подругу с сожалением и раскаянием.

— Ах, Уля!. А мы отпустили его, мы его не удержали, я и Мариан! Не могу себе этого простить, просто думать об этом не могу! Но ты понимаешь… — оправдывалась она, — я знаю, конечно, что такие случаи бывают, что люди иногда крадут, даже у нас в школе раз такое было… Но чтобы Зенек, Зенек взял чужие деньги — у меня это в голове не укладывалось. Ведь он… он такой замечательный, правда? А про яблоки, про то, что я сама… — она заикалась от стыда, — про это я намертво забыла.

Уля придвинулась к подруге и прижалась к ней. Она чувствовала, что снова любит ее, как прежде, и это было так хорошо! Ей страстно захотелось рассказать Вишенке все, до конца… Но нет, это слишком трудно.

Они долго сидели рядом, прильнув друг к другу и глубоко задумавшись.

«Вернись!»