Чужой

Уля слушала, опустив глаза. Она захотела беззаботно рассмеяться или просто что-нибудь сказать, лишь бы он не подумал, что она придает его словам какое-то значение. Но ничего не получалось. Сдавленный голос сразу выдал бы ее глупое волнение. И дрожащие губы никак не складывались в улыбку. Пытаясь скрыть смущение, Уля подняла с земли веточку и стала ломать ее на мелкие кусочки.

Вдруг она заметила, что оба они уже довольно давно молчат. Это ее встревожило. Встав на колени, она посмотрела на парня. Он лежал скорчившись, прижав локти к бокам и стиснув кулаки, стараясь побороть сотрясавшую тело дрожь.

— Холодно, — сказал он, почувствовав, что девочка на него смотрит.

Тут уж Уля испугалась по-настоящему и в первый раз с той минуты, как парень очнулся, от души пожелала, чтобы Вишенка, Мариан и Юлек пришли поскорей. Парню явно становилось хуже, и Уля из своего маленького опыта ухода за больными знала, что ему сейчас надо выпить чего-нибудь горячего. Но до деревни полтора километра, а ребята всё не идут. Что делать? Может, развести костер?.. Да, нужно развести костер и вскипятить воды.

— Я сейчас вернусь! Сейчас!

И она побежала к пляжу. Там, в тесном кольце кустов, росла старая верба с большим дуплом. В этом дупле ребята устроили склад. Уля вычистила песком банку из-под карамели, в которой хранились спички, и осторожно, стараясь не поднимать ил со дна, погрузила ее в воду. Вода речная, но, если вскипятить, она больному не повредит. Для вкуса Уля решила добавить несколько листочков мяты, вспомнив, что так делали в пионерском лагере.

Она вернулась на поляну, поставила банку с водой на землю. Парень лежал молча. Уля принялась собирать хворост, выискивая местечки, где густая листва деревьев прикрывала опавшие ветки от дождя. На беду, почти все топливо отсырело. Самой сухой была большая ветка можжевельника, покрытая рыжими иглами. Потом Уля положила рядом два кирпича и на них поставила банку с водой. Эти тяжелые кирпичи самоотверженно притащили из деревни Мариан и Юлек еще в те времена, когда ребята собирались строить «полевую кухню». Однако потом наступили жаркие дни, кухня не понадобилась, и сбор строительного материала был прекращен. Толстые ветки Уля поломала о колено, тонкие — просто руками и со знанием дела сложила костер, поместив сухой можжевельник в самом низу. Зажгла спичку. Огонек с тихим треском лизнул несколько иголок — и погас.

Уля начала волноваться, словно от того, удастся ли ей вскипятить воду, зависело не только здоровье больного, но и что-то еще гораздо более важное. Не замечая боли в исколотых иглами пальцах, она уложила хворост поровней и зажгла вторую спичку. Костер загорелся снизу, как полагается. Банка сразу закоптилась, почернела, неприятно запахло нагретой жестью. Ну, с этим уж ничего не поделаешь.

Ждать пришлось, как казалось Уле, ужасно долго. Наконец вода забурлила и с шипением брызнула на горячие кирпичи. Уля бросила в кипяток листочки мяты и сняла банку с огня. Когда банка чуть остыла, она, обжигая пальцы, стерла с нее сажу листьями орешника.

— Сейчас дам тебе попить горячего. Хочешь? Он кивнул.

— Только это не чай, — объяснила Уля, боясь, что ему не понравится. — Чаю у меня нет. Это мята.

— Все равно, было бы горячее, — сказал он и, пытаясь улыбнуться, добавил: — Трясусь весь как дурак.

Мелкими глотками, обжигая губы, он выпил все до дна. Уля радовалась, глядя, как он пьет.

— Ты костер нарочно для этого развела?..

— Да.

Он не поблагодарил, но Уле это и не нужно было. Ей был приятен сам вопрос.

— Пусть горит, — сказала она, помолчав. — Правда?

— Огонь — это хорошо.

— Надо еще веток принести.

Когда она вернулась с охапкой хвороста, парень спал. Она подбросила сучьев в огонь и уселась на прежнем месте. Дунай, который всякий раз издали сопровождал ее, снова улегся и задремал.

«Что они так долго не идут? — подумала Уля. — Видно, что-то их задержало».

Вдруг пес забеспокоился, поднял голову, встал и пугливо отбежал на край поляны, к зарослям терновника. Лишь спустя несколько минут Уля услышала шаги. Она вскочила и дошла навстречу ребятам.

Все трое тяжело дышали.

— Ну как? — спросила Вишенка.

— Он болен, — ответила Уля. — Очень болен.

Ребята остолбенели. Глаза Юлека еще горели воинственным задором, взгляд Мариана выражал спокойную решимость. Они бежали сюда, чтоб разделаться с наглым пришельцем, а он, оказывается, болен!

— Откуда ты знаешь? — требовательно спросила Вишенка, еще не веря.

— Посмотри на него.

— Он спит?

— Спит.

— Чего же он сюда пришел, больной? Сидел бы дома. Мальчики осторожно двинулись к «палатке». Юлек на коленках неслышно пролез внутрь, Мариан остановился у входа.

— Как его зовут? — шепотом спросил Юлек.

Мариан внимательно смотрел на спящего. Потом сказал:

— Я его не знаю. Он не из Ольшин.

— Не из Ольшин? — удивился Юлек.

— Нет.

Они вернулись к девочкам и сообщили им эту поразительную новость. Впрочем, Уля не удивилась, она с самого начала решила, что парень пришел издалека. Но Вишенка и Мариан растерялись, а особенно заволновался Юлек: появление таинственного незнакомца на острове обещало массу интересного.