Чужой беды не бывает

Среди работающих детей Тани моей не оказалось. Ко мне подошла ее школьная подруга, Света Пряжкова, с кокетливо приколотым капустным листом на голове:

— Вон там, у речки, Ангелина Николаевна, полюбуйтесь, некоторые «работают» под музыку!

«Некоторые» действительно «работали» под магнитофон. Девочка в купальнике, закинув голову так, что лица ее не было видно, вертясь и виляя бедрами, танцевала перед загорелым парнем в белых трусах. На его груди болтался крест — вначале я приняла его за ножичек от мясорубки.

В это время из-за кустов, будто по сигналу, выскочила моя дочь, на ходу стащила с себя платье, отшвырнула его, не глядя, и, подняв руки — они словно бескостные заколыхались над ее взлохмаченной головой,— приблизилась к танцующим, плечом оттолкнула девочку в купальнике и затряслась, заприседала, повизгивая, в каком-то дикарском танце.

— Таня!!!

Дочь будто споткнулась, глянула на меня застигнуто, бросилась к реке и бултых в воду. А мальчишка с крестом на шее подошел ко мне, усмехаясь:

— Что ж это вы, сударыня, так агрессивны? Недолго девчонку заикой сделать! Татка не обязана тут мозоли натирать — ведь это дело добровольное. — Он нагло сощурился, а я подумала, что переносица у него настолько широкая, что приложи к ней блюдце —и глаз не закроешь. — Надо наслаждаться жизнью, пока несчастная вселенная не рухнула на наши головы. Вот возьмут наши заморские «друзья» да как ахнут хитрую бомбочку! И что ты был...

Девочка в купальнике скучающе обронила:

— Фил, пошли отсюда.

Но мальчишка не торопился, закурил сигарету, выпустил дым девочке в голову и сплюнул, скверно ругнувшись. Слова возмущения застряли у меня в горле. А Таня уже стояла возле меня, опустив голову:

— Я не обязана, мама, мозоли натирать!

Я молча сняла с куста ее платье. Слышала ли она, как при мне выругался ее приятель? Стыдно, ой как мне было невыносимо стыдно!

— Одевайся! Не будешь работать как все — я возьму отпуск... За тебя буду тут, на поле.

— Извини, мамочка, я все поняла...

Я предпочла бы никогда больше не встречаться с тем Филом, но очень скоро он снова попался мне на глаза. Трое парней, приличных с виду, взявшись под руки, тараном шли на старика, сбили его с ног и пошли дальше, как ни в чем не бывало. Прохожие бросились к старику, а я погналась за хулиганами, схватила одного за плечо, развернула к себе лицом и принялась стыдить: нашел «достойное» занятие — издеваться над старостью!

— Пошла ты знаешь куда?— услышала я в ответ, и на мою голову полился такой поток отборной брани...

Растерянная, жалкая в своем бессилии, я окаменело стояла перед хулиганом,— такого унижения мне не довелось испытать...

Избавление подоспело в виде милицейского свистка, парень бросился догонять своих дружков, а кто-то бережно взял меня под руку, заговорил мягко:

— Успокойтесь, гражданочка, эти паразиты получат свое...

Уже дома, придя в себя, сообразила, что хулиган, оскорблявший меня, был не кто иной, как Фил.

В ту ночь я долго не могла уснуть, все думала: откуда берутся нравственные уроды? Чем живут такие люди и для чего живут, если у них нет ничего святого: ни совести, ни уважения к старшим? Сорняки на хлебном поле... Трудно представить их крошечными у материнской груди, невозможно представить.

Но где та неуловимая грань, черта, по одну сторону которой истинная красота жизни, благородство дел и поступков, а по другую все, что чуждо человеческой природе?

Но как же случилось, что мой ребенок, моя девочка полюбила негодяя? Когда я негодующе говорила о нем, у Тани вырвалось: «Мамочка, я люблю его!» Как моя дочь яростно рвалась из детства!

А что потом было?!

Таня и Света Пряжкова, две подружки, собирались после школы поступать в педагогический институт, вроде бы усердно готовились к экзаменам, но Света попала в институт, а моя Таня — в родильный дом. Гена пытался отомстить, как он выразился, за сестру, но сам пришел домой в синяках. Тогда-то он мне и сказал, что на Фила нет никакой надежды, он заявил, что человек должен быть свободным, цепи только на рабов вешали: «Твоей сестрице я ничего не обещал! Спроси у нее!»

Когда Генка полез с кулаками, ему «дали сдачи».

У меня появился внук, Андрюша...

Фил, это ничтожество, иначе я его не называла, слонялся по белу свету три года, потом заявился. Таня не устояла перед его натиском, мужества ей хватило всего на неделю.

И как только он осмелился прийти сегодня ко мне с цветами! С днем рождения, видите ли, решил поздравить!

Глава вторая

Фил испортил мой праздник, если день, когда женщине исполняется пятьдесят, можно считать праздником. Но как долго, как томительно тянулся сегодняшний день!

Двери нашей квартиры не закрывались почти до вечера: приносили поздравительные телеграммы, подарки, цветы. Никогда в нашей квартире не было столько цветов! Розы, гвоздика вперемешку с ажурными веточками спаржи, яркие пирамиды гладиолусов, астры. Цветы стоят в банках, вазах, в графине и даже в белом эмалированном чайнике, из его носика тоже выглядывает красная гвоздичка.