Командир тройки отодвинул их обоих и приблизил окошко своего шлема к прозрачному барьеру.
— Что бы это ни было, но у него есть когти.
— Эй! — один из мужчин подтолкнул товарища. — Может быть, это чужая форма жизни, а? В таком случае это стоит еще кое-каких долларов.
Рипли выбрала этот момент, чтобы слегка шевельнуться. Несколько прядей волос соскользнули вдоль подушки, позволяя лучше разглядеть существо, спящее рядом с ней.
Командир разведчиков выпрямился и с досадой покачал головой.
— Не большая удача. Это всего лишь кот.
Слушать было невыносимо. О зрении вообще не могло быть речи. В светлой пемзе ее черепа лежал угольный пласт горла; черный, сухой, он имел слабый смолистый привкус. По давно забытой территории потерянно двигался ее язык. Она пыталась вспомнить, что такое речь. Губы ее раздвинулись. Воздух, который она вдохнула, рванулся из легких, причиняя боль забытым в долгой спячке напряжением. Эта сложная игра губ, языка, неба и легких увенчалась успехом. По комнате проплыло слово.
— Пить…
Между губами скользнуло что-то гладкое и прохладное. Она была ошеломлена, почувствовав влагу. Память заставляла ее выплюнуть трубку. В другое время и в другом месте такое вторжение являлось прелюдией к особенно редкой и отвратительной смерти. Но из этой трубки текла просто вода. Она услышала спокойный голос.
— Не глотайте. Тяните потихоньку.
Она послушалась, хотя рассудок ее требовал пополнения нехватки жидкости как можно скорее. Как ни странно, она не чувствовала обезвоживания, только ужасную жажду.
— Хорошо, — прошептала она хрипло. — А есть что-нибудь более существенное?
— Еще слишком рано, — ответил голос.
— Какого черта! А фруктовый сок?
— Лимонная кислота повредит вам.
Голос колебался, решая что-то, затем произнес:
— Попробуйте это.
И снова во рту у нее оказалась гладкая металлическая трубка. Она с удовольствием потянула содержимое. Охлажденный сладкий чай каскадом обрушился в ее горло, удовлетворяя одновременно и жажду и первую потребность в пище. Когда ей было уже достаточно, она сказала об этом и трубку убрали. На ее уши обрушился новый звук: трель какой-то экзотической птицы.
Она могла уже слышать и различать вкус; настала пора видеть. Ее глазам открылся вид тропического леса. Деревья взметали к небесам свои пышные кроны. Яркие, радужные крылатые создания жужжали, перелетая с ветки на ветку. Птицы с длинными, как шлейф реактивного самолета, хвостами спускались вниз и снова взмывали, преследуя насекомых. Какой-то зверек подсматривал за ней из своего домика на стволе фигового дерева.
Величественно и мощно цвели орхидеи, а между листьями сновали жуки, сверкая, как драгоценные камни. Появился агути, увидел ее и бросился обратно в кусты. На тиковом дереве слева бормотала обезьянка, говоря что-то своему младенцу.
Глаза ее устали, и она закрыла их от говорливой и обильной окружающей жизни.
Позднее (через час? через день?) среди корней большого дерева раздался треск. Трещина расширилась, поглощая тельце суслика. Из трещины появилась женщина и задвинула ее за собой, закрывая временную бескровную рану на дереве и животном. Она коснулась скрытого в стене выключателя, и тропический лес исчез.
Лес было очень приятно наблюдать в одиночестве, но теперь, когда его не стало, Рипли увидела целый комплекс медицинского оборудования, скрывавшийся за этим тропическим лесом. Слева, в непосредственной близости от нее находился аппарат, так внимательно удовлетворивший ее первые потребности в воде, а затем дал ее холодный чай. Аппарат неподвижно свисал со стены, зная обо всех процессах, происходивших в ее теле, всегда готовый отрегулировать поступление лекарств, обеспечить питьем и едой, а в случае необходимости вызвать на помощь человека.
Вошедшая улыбнулась пациентке и подняла изголовье ее постели при помощи дистанционного управления, пульт которого был прикреплен к ее нагрудному карману. Нашивка старшего медицинского техника ярким пятном выделялась на белом фоне ее форменной одежды. Рипли оглядела ее, силясь понять, была ее улыбка искренней или просто привычной. Ее голос был приятным и почти материнским.
— Седативные препараты можно отменить. Я думаю, вы в них больше не нуждаетесь. Вы меня понимаете?
Рипли кивнула. Медтехник внимательно осмотрела пациентку и приняла решение.
— Давайте попробуем что-нибудь новое. Почему бы не открыть окно?
— Сдаюсь! Почему бы и нет?
Улыбка, угасавшая уже в уголках губ, появилась вновь. Следовательно, профессиональная, не сердечная. А почему, собственно, она должна быть сердечной? Медтехник не знает Рипли, и Рипли не знает ее. Женщина указала на противоположную стену.
— Смотрите.
Рипли подумала, что она и только она может решать, смотреть или нет. Тем не менее она покосилась под испытующим взглядом женщины.
Мягко загудел мотор, и пластина, закрывавшая стену, скользнула в щель в потолке. Комната наполнилась резким светом. Хотя он проходил через фильтр и был уже смягчен, для усталого организма Рипли это явилось шоком.