Появились сомнения в лобовой атаке на склады у Ставло. Успеют ли танкисты захватить нефтепродукты, прежде чем их взорвет охрана? Не лучше ли здесь провести специальную операцию в составе диверсионной группы?
Эти вопросы терзали сознание и душу Франца после совещания у фюрера. Они беспокоили и в эту туманную ночь. На перекидном настольном календаре оставалось пять не зачёркнутых листков.
Франц широко зевнул, перевернулся лицом к спящей Марте. — Спит, как сурок, — позавидовал он. — Прав был кайзер Вильгельм II, утвердивший лозунг идеальной женщины в Германии из 4 К: Kinder, Küche, Kirche, Kleider (дети, кухня, церковь, платье), других нет забот, а нам — война, да пушки. Пушки…хлопушки…. Нужно ехать к русским десантникам, — неожиданно ворвалась мысль. — Да, ехать к русским. Посмотреть на их подготовку. Выслушать мнения командиров. Русские неординарно мыслят в сложной ситуации. Главное, что скажет комбат Новосельцев? После Бухенвальда он виделся с ним один раз. Ему выполнять задачу. Обязательно заберу с собой майора Шлинка. Клебер уже находится в лагере. Пусть русская разведка взбодриться. Вместе что-нибудь придумаем. Теперь спать. — Придя к этому решению, Францу стало легче. Веки потяжелели. Дыхание замедлилось. Мышцы расслабились.
— …Новосельцев…, комбат…, штрафбат…, — в дреме шепчут губы. Засыпая, Франц потянул одеяло, задел локтем жену.
— Франц? — подала голос, разбуженная Марта.
— Спи, случайно задел.
— Ты не спишь? Который час? — девушка открыла глаза.
— Поздно. Спи.
Щелкнул ночник. Марта, приподнялась, взглянула на часы с золотым браслетом — свадебный подарок отца. — О, Божья Матерь! Без четверти три! — На сонном лице испуг. — Что случилось, Франц? Почему ты не спишь? Солдаты и те с пят в это время.
— Что ты пристала? Ляг и спи, — буркнул недовольно муж. — Завтра поговорим.
— Не сердись, дорогой. Я сейчас не засну. Лучше поговори со мной. Может, я смогу, чем помочь? — Марта прижалась к мужу теплой грудью, положила руку на бедро.
— Не смеши, Марта. Делай пилюли в аптеке, помогай отцу. Что ты еще умеешь? — Съехидничал Франц, перевернулся на другой бок, не приняв игры Марты.
— Какой ты вредный! — безобидно фыркнула жена, взлохматив Францу волосы.
— Отстань! Я засыпаю.
— Франц! У тебя появились седые волосы? — Тонкие брови Марты взлетели вверх. — Бедненький. Совсем извелся в Рейхсканцелярии у фюрера. Дома не бываешь. Жену не ублажаешь…
— Что? — Франц дернулся как неврастеник. — Что ты сказала? — вскочил с постели. Нацистский орел злобно заходил на нательном белье. — Откуда тебе известно, что я служу в Рейхсканцелярии?
— Русский водитель обмолвился. А что, это секрет? — Марта привстала, оперлась на холодную никелированную спинку кровати. — Мне что, нельзя знать, где служит муж? — В голосе чувствовалась обида. — Ты в этом месяце был всего два раза дома. Со мной почти не разговариваешь. Внимания на меня не обращаешь. Превратился в солдафона. Что ни спроси, одни претензии и окрики. Поэтому, я хочу знать, — глаза стали наполняться слезами. — Что случилось, милый? Ты меня разлюбил?
— Опять началось! — Франц ястребом подлетел к жене, грубо схватил за плечи. Сна как не бывало. — Что ты такое говоришь, Марта? Сколько можно повторять? Идет война. Русские и американцы на пороге Рейха. Готовится оборонительная операция. Я весь в работе. Не до тебя сейчас. Пойми ты, наконец! Франц, словно клещами, сдавливал Марту. Вены на шее вздулись от злости. — Я просто взбешусь от твоих претензий! От твоей бледности и полноты. От твоих слез. От твоего горохового супа. А Криволапов, свое получит, гаденыш.
— Значит, не до меня?…Отпусти, мне больно, — взвыла жена. Слезы хлынули с миндальных глаз. — Значит, не до нашего ре-бе-ноч-ка…?
— Что? О каком ребенке ты говоришь? — Пальцы слабеют, выкатываются глаза. — Не неси чушь, Марта!
— О нашем ребеночке, Франц. О нашем…, — еще пуще голосит Марта. — Я на пятом месяце беременности… Ты такой внимательный, разведчик, боевой офицер, что даже не заметил, как я понесла плод от тебя…
— О, мой бог! — Франц испуганно отшатнулся от Марты. — Этого не может быть? Нам только ребенка не хватало. Я видел, что ты набрала в весе, но даже мысленно не связывал округлые формы с беременностью. Ну, зачем, зачем, Марта? — Ольбрихт, схватился за голову, удрученно забегал по комнате. — Идет война. Я могу погибнуть. И вообще…!
— Вот оно что? — Марта с горечью смотрела на мужа, перестала реветь. — Ты не рад нашему ребенку!
— Причем здесь рад, не рад? Я всегда хотел иметь полноценную семью.
— Не рад мой, суженый, не рад, — утвердительно покачала головой Марта.
— Не в этом дело, Марта. Просто, рождение ребенка сейчас, очень некстати…. А может….? — Угрюмые глаза загорелись надеждой. Франц уставился на жену, не смея договорить фразу.