— Запомните одно, — вновь повторил он фразу. — Точное и незамедлительное исполнение перечисленных мной правил дадут нам в бою следующие результаты: танки не разделяются и не изолируются на поле боя. Они работают вместе. Они не несут потерь от истребителей танков. Только хорошо замаскированное противотанковое орудие может нанести нам урон. Все танки участвуют в бою, и никто из них не застревает.
Таким образом, бой танков против танков уже наполовину выигран. Вам необходимо заучить наизусть эти правила боя танков против танков и требовать их знания от подчиненных.
За ошибки буду строго наказывать, поскольку они могут привести не к успеху, а к неудаче, не к победе, а к поражению. Это вам понятно. Не слышу!
— Так точно, господин гауптман!
— Занятие закончено. Перерыв пятнадцать минут. Затем полигон. Вы, лейтенант Эберт, на минуту останьтесь…
Глава 9
Комбату Новосельцеву не спалось. Крутило левую ногу, сказывалось прошлогоднее голеностопное ранение, и было душно. Несмотря на проветривание командного пункта в блиндаже стоял кисловато-прелый запах сырой древесины, махорки и человеческого пота. Казалось, что эти специфические, довольно неприятные ароматы не только въелись в стены земляного жилья, но и прижились здесь навсегда вместе с жильцами за несколько месяцев позиционной войны.
После Гомельско-Речицкой операции Красной Армии в конце 43 года и небольших тактических подвижек весной 44-го в этом районе установилась устойчивая линия фронта с немцами, протянувшаяся на многие километры вдоль русла Днепра. Только здесь у Жлобина, белорусского города, окаймленного с востока водами этой могучей реки, врагу ценой огромных усилий удалось удержать небольшой плацдарм левобережья отдельными частями 6-й и 296-й пехотных дивизий 9-й армии Вермахта.
Стрелковый батальон капитана Новосельцева как раз упирался с северо-востока в этот образовавшийся выступ, готовясь, как и многие другие части к большому наступлению. О нем еще не говорили, а если кто и говорил, то вполголоса. Однако солдаты и офицеры по разным военным приметам это чувствовали. У ветеранов глаз наметанный.
Покрутившись с полчаса на березовых нарах, покрытых еловым лапником, капитан, тяжело вздыхая, поднялся. Посмотрел на часы. Флуоресцентные стрелки показывали два часа ночи. Помассировав рукой место ранения, повертев вправо-влево стопой, он надел яловые, недавно выданные старшиной, сапоги, тоже примета к наступлению, и выпрямился. Начальник штаба похрапывал и почмокивал губами. Замполита не было. В центре блиндажа, возложив голову на стол «дежурил» связист.
— Ефрейтор Казымов, не спать! — тихо, но требовательно скомандовал комбат и погрозил ему кулаком. Тот вскочил, и чуть не сбив керосиновую лампу, начал усиленно крутить спросонья ручку своего желто-кожаного американского телефонного аппарата.
— Отставить, Казымов! — развеселился комбат, — Ты так меня еще с самим товарищем Сталиным соединишь.
— Ныкак нэт, товарищ капитан. Виноват! — испуганно захлопал глазами молодой казах и, положив трубку, вытянулся перед командиром батальона.
— Ладно, дитя степей, разбуди ординарца, пусть следует за мной. Я пройдусь на передовую, проверю посты, — и комбат, надев шинель – несмотря на середину мая, было прохладно – по ступенькам вышел наружу и по траншее повернул на свой наблюдательный пункт.
— Стой, кто идет? Пароль?
— «Стриж».
— «Синица». Это вы, товарищ капитан?
— А кому еще быть? Я, Котов, — подойдя вплотную к дежурному разведчику, негромко ответил Новосельцев. По энергетике, исходившей от сержанта, по его требовательному голосу, капитан еще раз порадовался за своего подчиненного за его бдительность. Сегодня дежурил его лучший разведчик.
— Ну как, все тихо?
— Тихо, товарищ капитан. Только урчание тяжелое было слышно. Словно как танки шли.
— Где урчали?
— Да там от Днепра звук шел.
— Откуда им быть. Ты два дня назад к немцам ходил. Почти к самой реке подошел. Сутки сидел в болоте. Доложил, что изменений в системе огня и перегруппировки на нашем участке не обнаружил.
— Так-то оно так. Но тревожно. И смотрите, какая тишина? И темень непроглядная. И артобстрела вечернего не было, а по нему хоть часы проверяй. Зато несколько дней палили пуще прежнего. Пристреливались вроде.
— Спасибо за службу, Котов, — мрачно поблагодарил того комбат. — Наблюдай дальше. Если что услышишь подозрительное, докладывай немедленно. Днем отоспишься, а в ночь за языком с группой пойдешь. Не нравится мне твой доклад.
— Слушаюсь.
— Товарищ капитан, это я, Сидоренко, вызывали?
— Иди сюда, Сидоренко, — на наблюдательном пункте тяжело ступая, появился ординарец с автоматом. Он также принес плащ-накидку для комбата.
— Накиньте, товарищ капитан. Дождь будет. Слышите, холодом несет с Днепра.
— Давай, — командир батальона быстро набросил на себя накидку и, выйдя из НП, вместе с ординарцем нырнул в моросящую мглу.