Чужой клад

— Да, — кивнул Шалыгин. — Когда-то она была простая казачка, вдова Розумиха, а теперь… Да, так вот она уж точно за народные песни не обидится, даже спасибо скажет. А как прочие отнесутся — не знаю.

— А вы рискните, Иван Леонтьевич! — загорелась Настя. — Лучше складно исполнить свое, чем нескладно — чужое. И песни-то у нас какие красивые! Ведь правда? — Она быстро оглянулась на Дениса.

— Согласен, — сказал он с улыбкой. — Украинские песни на редкость мелодичны. А кто в вашей труппе лучше всех поет? Хотел бы я послушать.

— Лучше всех поет Тарас! — с готовностью сообщила Настя. — Он сейчас же споет вам и сыграет на бандуре, если только у него не болит рана.

Скоро нашли Тараса, который, хоть и был с перевязанным плечом, но охотно согласился спеть и сыграть. Подстроив бандуру, он вопросительно взглянул на Ивана Леонтьевича, ожидая указаний.

— А ну-ка, хлопче, спой нам «Їхав козак за Дунай», — предложил Шалыгин и, обернувшись к Томскому, пояснил: — Это песня харьковского казака Семена Климовского. Славная песня!

Голос у Тараса был сильным и приятным, а играл он на бандуре мастерски, даже больное плечо не мешало. Заслышав красивую песню, в залу стали подтягиваться новые слушатели; собралось человек двадцать, среди которых была и Мотря, принесшая платье для Гликерии. Настя заметила, как горничная, слушая пение Тараса, украдкой смахнула слезы с глаз.

Когда молодой казак закончил петь, раздались аплодисменты незваной публики, а Шалыгин тихо сказал Томскому:

— Вот так же когда-то Алексей Григорьевич тронул своим пением Елизавету Петровну.

Денис, оглянувшись вокруг и заметив в дверях Боровичей, воскликнул:

— Не правда ли, пять таких песен с успехом заменят чужеземную оперу?

Гликерия пожала плечами и небрежно заметила:

— Но эти песни простые, мужицкие.

Шалыгин тут же обратился к ней:

— А кстати, Гликерия Харитоновна, каковы ваши успехи в опере? Я спрашивал господина Валлоне, но из его слов ничего не смог понять. Теперь, хоть и не имею достаточных знаний, хочу сам послушать ваше пение. — Повернувшись к Томскому, он предложил: — Денис, ты лучше меня разбираешься в музыке, пойдем, послушаешь вместе со мной.

В зале возникло некоторое замешательство; Боровичи явно разволновались перед смотром своих талантов. Другие актеры, особенно Яков, растерянно смотрели вслед Шалыгину. Иван Леонтьевич, остановившись перед Настей, попросил ее:

— Анастасия Михайловна, повторите сцены с Яковом. А Мотре и Тарасу расскажите об их новых ролях.

— Значит, вы согласны, чтобы Мотря и Тарас играли Бьянку и Люченцио? — обрадовалась Настя.

— Пока не вижу иного выхода, — развел руками Шалыгин. — Объясните им, если сможете. Я скоро вернусь, тогда продолжим репетицию.

Оставшись в комнате с Мотрей, Тарасом и Яковом, Настя тяжело вздохнула. То, что будущие актеры не соответствовали возложенным на них ролям, ей было ясно, но она не теряла надежды на лучшее. Прежде всего Настя рассказала о пьесе Мотре и Тарасу. Содержание они слушали внимательно и даже порой улыбались. Но когда Настя объяснила, что им придется играть вторую пару возлюбленных, Мотря так смешалась, что чуть было не стала колупать стенку, как крестьянская невеста в присутствии сватов. Тарас, более привычный к театральным делам, не смутился, но высказал вполне резонные сомнения:

— А сможем ли мы заучить эти роли, да еще так быстро? Я вот едва умею читать, а Мотря, пожалуй, и вовсе не умеет.

— Это не страшно, — поспешила успокоить его Настя. — Ваши роли Иван Леонтьевич сократит до крайности, так что запоминать вам придется немного. А если вдруг совсем уж все забудете, так суфлер подскажет.

— Так тут надо играть жениха и невесту, да еще с такими чудными именами?.. — пробормотала Мотря. — И кто мне это разрешит? Разве ж ваши родичи меня отпустят?

— Об этом не волнуйся, Иван Леонтьевич им прикажет, — заверила Настя. — И родителей своих не бойся, он и с ними поговорит.

— Да отец-то у меня человек добрый, а вот мачеха… — вздохнула Мотря. — Это из-за нее я из дома пошла в наймы…

— Так ты тоже, выходит, сирота? — с сочувствием спросил ее Тарас.

Настя заметила, как встретились взглядами служанка и молодой казак, и слегка улыбнулась. Для начала она предложила «второй паре» посмотреть сцену знакомства главных героев. Тарас и Мотря следили за диалогом с большим интересом и посмеивались не столько над остроумными репликами, сколько над неловкостью краснеющего и потеющего Якова. После пощечины, которую героиня влепила герою, он (согласно указаниям Шалыгина) должен был схватить ее за руку и с гневом посмотреть в глаза. Но Яков этого сделать не смог и, уставившись себе под ноги, пробормотал:

— А что мне скажут ваши родные и пан судья, ежели я схвачу панну за руки?..

— Да ведь ты ж не меня схватишь, глупая твоя голова! — не сдержавшись, вспылила Настя. — Не меня, а Катарину! Это хоть ты понимаешь?

Яков совсем смешался и, проблеяв что-то невнятное, отошел в сторону. Тарас, хорошо понимавший его натуру, с усмешкой воскликнул: