Чужой клад

— Видишь ли… — Денис чуть замялся, — когда мы покидали Глухов, наш отъезд был тайным и нам с тобой резонно было прятаться в карете. Теперь же ты вернешься в Глухов открыто, и будет нехорошо, если тебя увидят вдвоем со мной. Я даже нарочно въеду в Глухов по другой дороге.

— Но почему?.. — Настя смотрела на Дениса округлившимися глазами, которые казались еще больше из-за удивленно поднятых бровей. — Неужели ты думаешь, что после всего случившегося с нами я буду такой глупой жеманницей, которая пуще всего боится компрометации? Чего мне бояться, если мы с тобой жених и невеста? Приедем в Глухов, ты попросишь у матушки моей руки, и какое нам дело до сплетников? Разве не так?

Денис вздохнул и, почему-то избегая Настиного взгляда, хмуро произнес:

— После того, что я здесь открыл, мне уже неловко будет просить твоей руки.

— Что?.. — Настя даже отступила на шаг, удивившись и возмутившись одновременно. — Что же такого страшного ты открыл в Криничках? Может, какой-то клеветник успел оговорить меня перед тобой? Или тебе страшно жениться на двоюродной сестре убийцы? Ты, может, думаешь, что склонность к злодеяниям у нас в роду? Так знай же, что плохое могло перейти к Илье и через его отца, который был хоть и шляхтичем, но пьяницей и беспутным игроком.

— Нет-нет, все это неважно для меня, — остановил ее Денис. — Я не стану слушать клеветников и не испугаюсь порочной родни. Вся беда в том, что ты оказалась слишком богата. Этого я никак не ожидал. Когда откроется правда о скифском золоте, люди будут говорить, что я женюсь на тебе по расчету. И Татьяна Степановна так будет думать. Да и ты однажды можешь упрекнуть. Прости, но моя несносная гордость восстает против этого твоего… приданого. Сей золотой курган меня просто придавил.

Несколько мгновений Настя молчала, пристально глядя на Дениса. Грудь ее высоко вздымалась от взволнованного дыхания, на щеках выступили красные пятна. Наконец, мысли девушки приняли определенный оборот, и она, нахмурив брови и уперев руки в бока, воскликнула:

— Вот, значит, как ты заговорил! А я-то, дура, поверила, что ты меня любишь! Поверила, что всерьез хочешь на мне жениться!.. Неужели Ликера говорила правду о твоих амурных похождениях? Если так, то все понятно! Ты надеялся по дороге соблазнить глупую провинциалку, потому и завел разговор о женитьбе!

А когда тебе не удалась легкая победа, ты утратил ко мне интерес. Делать меня своей женой ты никогда и не собирался, тебе смешна такая мысль.

— Настя, постой, погоди! — кинулся к ней Денис, но она ударила сжатыми кулачками по его груди и, отбежав в сторону, завершила обвинительную речь:

— Ты нарочно придумал это глупое препятствие в виде древнего золота! Ведь даже дураку понятно, что этот клад по-настоящему не наш, что мы можем его присвоить, лишь скрыв от властей. Но мы ведь не скроем. Да и Боровичи не будут молчать о золоте, когда мы их разоблачим. Ты же сам говорил, что главная ценность курганов не в золоте! Я бы могла преподнести тебе в приданое саму Историю, но ты… Твоя «несносная гордость», видимо, восстает против союза с такой сельской простушкой, как я.

И, не слушая больше возражений растерявшегося Дениса, Настя кинулась бежать к дому. По дороге ей встретилась Прися, несущая корзину ягод, и девушка срывающимся голосом велела няне:

— Собирайся в дорогу! Мыс тобой выезжаем в Глухов немедленно, так надо. Распорядись, чтобы конюх и кузнец тоже собирались, они будут нас сопровождать. А для пана Томского… — она мельком оглянулась на Дениса, — для пана Томского надо приготовить лошадь, он поедет верхом и немного раньше нас.

Растерянная Прися, выронив корзину, посмотрела вслед бегущей к дому панночке, за которой на некотором расстоянии шагал хмурый и явно взволнованный Денис.

Глава четырнадцатая Благородные вдовы