Жуковский резко толкает мужа в снег. Резким движением поправляет рукава своего чёрного пальто и присаживается рядом с лежащим на спине и поверженным Егором. Багрянцев снова зажимает нос, и я замечаю, что на его пуховике темнеют капли крови, символизируя, что первый удар пришёлся точно в цель.
— Чего ты хочешь, псих ненормальный?! — осипшим голосом вскрикивает Егор в сторону своего невозмутимого противника, возвышающегося над ним. — Чего тебе надо?! Отпусти меня! Я сделаю, что захочешь!
— Извиняйся.
И не успевает муж издать ответного звука, как Жуковский хватает его за ворот куртки, почти приподнимая над землёй, крепко сжимая в кулаках ткань.
— Извиняйся, я жду.
— О-о-о! Как я сразу не понял! Ты спишь с ней, да?! Она и перед тобой свои ноги раздвинула! — истерично смеётся Егор. — И кто тут теперь извращенцы?! Я всем расскажу! Но ты не обольщайся, моя жена всем даёт. Ты такой не один!
Хочется ударить себя по лбу. Каков идиот. И Антон не оставляет эти высказывания без внимания, сразу же залепляя мужу кулаком в челюсть.
— Отпусти меня! — сразу начинает умолять тот. — Я всё понял! Забирай её себе, если хочешь, только не трогай меня!
— Извиняйся.
— Я из-из-из… — мямлит муж, когда Антон ещё сильнее стискивает горло его куртки, чуть ли не плача. — Извиняюсь! Прости меня, Оксана! Прости, умоляю! Скажи ему, чтобы отпустил меня! Ксюшенька, прошу тебя! Ради нашей Евочки!
— Только вспомнил о дочери? — выплёвываю я с отвращением. — Гори ты в аду, Багрянцев.
— Плохо извиняешься. Не искренне, — цедит Антон. — Может, снова поставить его на колени, Ксю? Как считаешь?
— Не пачкай больше о него руки. Мне не нужны такие лживые извинения. Не хочу больше его голос слышать… Увези меня отсюда, ладно? — тихо прошу я.
Антон кивает. Пытается успокоиться, нехотя отпуская Егора обратно в сугроб. Берёт меня за руку и ведёт к своему «Гелику».
Глава 34
Усевшись на переднем сиденье, кидаю взгляд на Антона, но он не реагирует. Давит на газ, резво увозя нас подальше из этого двора.
По моему телу бежит дрожь, то ли от адреналина, то ли от мороза, на котором я простояла продолжительное время. В отражении бокового зеркала осматриваю мельком своё лицо, даже не узнавая себя. Затравленный взгляд, глаза почти чёрные от расширившихся зрачков. На одной щеке красуется старый синяк, а весь тональник смазался. На другой алеет будущий синяк от сегодняшней пощёчины. От собственного жалкого вида глаза снова застилают слёзы. Я никогда не хотела, чтобы Антон видел меня такой!
— Тебе со мной ничего не угрожает, родная, — нежно произносит Жуковский, тормозя на какой-то заправке. — Никто больше не тронет тебя. Никто не посмеет ударить, — поворачивается ко мне и целует в макушку, а я вслушиваюсь в его сбивчивое дыхание и учащённое сердцебиение. — Веришь мне?
— Верю.
Рядом с нашей машиной останавливается старенький серебристый «Пежо». Антон тут же просит меня подождать и выходит на улицу. Машет кому-то, и я только сейчас вспоминаю о парнишке, что привлёк моё внимание у подъезда. Именно он выходит из «Пежо».
— Какого чёрта ты не вмешался? — рявкает Антон на парнишку. — Как ты мог смотреть на то, как он её ударил?!
— Антон Евгеньевич, простите! — испуганно оправдывается тот. — Сурен Тигранович строго-настрого приказал не вмешиваться! Мы всегда так работаем, я не должен привлекать внимание! Но я вам сразу позвонил, как заметил Оксану Витальевну, прячущуюся в машине!
Вот же! Он детектив что ли, или журналист? Я же пряталась, как думала, очень хорошо.
— Всё заснял?
— Всё-всё! И звук отличный. Сейчас же отвезу в штаб. Сурен Тигранович уже в курсе. Просил передать вам, что действуем согласно плану.
— Понял. Свободен.
Парень тут же ретируется, а Жуковский возвращается ко мне.
— Сегодня останешься у меня, — машина в этот раз плавно начинает движение и выезжает на шоссе. — Завтра подыщем вам новую квартиру, у родителей небезопасно.
— У тебя? Но твоя жена…
— Мы разъехались. Сейчас я живу в своей старой квартире, — на удивление спокойно отвечает мужчина. — Заберём ваши вещи из квартиры выродка, съездим за Евой и ко мне. Если не хочешь ехать в вашу квартиру, только скажи. Я куплю всё, что тебе нужно.
— Я выдержу. Нужно забрать любимые вещи дочки… Какой у вас план? Что вы с ним сделаете? — непроизвольно задаю вопрос.
— Пока ничего. Пусть думает, что я просто психованный брат-извращенец. Там видно будет. Придёшь в себя, расскажу план. Но что бы ты хотела с ним сделать?
— Я? — он застаёт меня врасплох.
— Ты.
— Я просто хочу развод и единоличную опеку. Больше мне ничего не нужно, — отмахиваюсь. — Кажется, ты его уже наказал.
— Впервые видел, как мужик готов расплакаться навзрыд, только бы не трогали его физиономию, — усмехается Жуковский. — Трусливый пёс.
— Эй! Не оскорбляй собак. Они милые! — впервые за весь день улыбаюсь я.
— Знаешь, родная, я правда хотел его убить, — вдруг серьёзно говорит Антон. — Как ты могла скрывать столько времени… Страдала в одиночку. Почему не попросила помощи? Он же не первый раз поднимает руку?
В глазах любимого мужчины столько боли. И моё сердце сжимается в ответ.
— Антош, прошу…