Чужой огонь

– В том, что у вас тоже есть этот самый выбор.

Зевс хищно цыкнул и провел языком по верхнему ряду зубов.

– Бесспорно. И мы его уже сделали. Максим вздохнул и опустил глаза. Сказал:

– Одного не пойму. Зачем? Единственное логическое объяснение – ради власти. Но ведь это не так: с вашими возможностями захватить власть нетрудно и без глобальных катаклизмов.

– Значит, объяснение нелогическое, – довольно осклабился Зевс. – Размышляйте. Ищите. Вам – людям – никто не мешает.

– Конечно. Лишить огня целую планету – подумаешь мелочи…

– Ну а что же со второй задачкой? Максим наморщил лоб.

– Слова… Важны ли слова? Странный какой-то вопрос.

– Да, непростой.

– Мне кажется, абсолютно не важны. Потому что…

– Стоп! – воскликнул Зевс, поднимая руку. – Достаточно. Не объясняй. Хочу сам подумать над этим на досуге.

Максим пожал плечами. Не надо, так не надо. Происходящее все больше походило на какую-то жуткую игру – будто перед людьми разложили мозаику из миллиона кусочков и наблюдают, как они будут ее собирать.

Из спальни тем временем вышла Афродита, облаченная в вельветовые брюки и свободную, слегка мятую блузку светло-серого цвета. Максим, глядя на нее, с приземленной завистью подумал, что богиня любви даже в таком пролетарском прикиде выглядит бесподобно.

– Что, непритязательный наряд? – улыбнулась Афродита, перехватив его взгляд. – Нужно быть ближе к народу, растворяться в нем. Так интереснее.

– Пойдемте вниз, – сказал Зевс, беря ее за руку. Максим невольно посторонился, пропуская богов вперед. Проигрыватель отключился. Классическая музыка стихла.

Возле дверей, ведущих в ресторан на втором этаже, стояли двое служащих отеля, глядя прямо перед собой остекленевшим взглядом людей, погруженных в глубокий транс. Чуть в сторонке перешептывались несколько парней и девушек, среди которых была и та, что встретила Максима. При появлении Зевса они согнулись в полупоклоне и подали знак служащим. Те, продолжая таращиться в никуда, механически двинули руками и распахнули двери.

В ресторане правил бал Дионис. Размахивая своей неказистой шляпой, он произносил тост, суть коего заключалась в осмеянии Геры, которая уже порядочно набралась и спала, уронив голову на объемистую грудь.

– …и восторжествует сладкий порок бытия! – пьяно выкрикнул Дионис. – Да здравствует инцест и промискуитет! Долой моногамию!

– Ура! – поддержал его Аполлон и хлопнул по ягодице невысокую черноволосую женщину – свою сестру Артемиду.

– Промискуитет – стадия половых отношения, предшествовавшива… пред-шест-во-вав-ша-я установлению норм брака и семьи, – пробормотала Гера, не поднимая головы. – Оглушил и пяль на здоровье, пока тепленькая…

Громко заорал осел, стоявший посреди стола. Бородатый Посейдон повел рукой, и минералка из его фужера всплыла вверх большой колышущейся каплей с десятками пузырьков внутри. Покровитель водной стихии залихватски подбоченился и швырнул «каплю» прямо в раззявленную пасть ослу. Животное поперхнулось, прекращая орать, и обиженно покосилось глазом на Посейдона. После чего процокало копытами по скатерти и, наступив в тарелку с осетриной, спрыгнуло на пол.

Присутствующие затряслись в приступе дикого хохота.

Дионис опрокинул в себя стакан коньяка и швырнул пустую тару в гигантское витражное окно. Толстое стекло стоически перенесло выходку юноши, и отпружинивший стакан попал точно по темечку Афине, обгладывающей запеченную индюшачью ногу. Богиня, покровительствующая науке, размазала по щекам помаду вперемешку с жиром и швырнула обкусанный окорочок в Диониса. Бог виноделия вовремя увернулся, пропуская снаряд над левым плечом, и завопил:

– Гуляй! Веселись! Валим на улицу!

– В ломы, – отмахнулся хромой Гефест, ловко лузгая семечки и плюясь кожурками во все стороны. – Обожаю подсолнухи!

Максим с ужасом глядел вокруг. Некогда роскошный зал ресторана походил на портовый кабак после солидного погрома. Одна из тяжелых люстр валялась на полу, придавив кого-то из обслуги. Под беднягой растеклась темная лужа, и, похоже, никому до этого не было дела, кроме оскорбленного осла, который подошел к телу и принялся настороженно к нему принюхиваться. Бахрома на занавесках тлела. Часть посуды была перебита – осколки фарфора и хрусталя валялись повсюду, другая часть загажена до неузнаваемости. В разбитом зеркале криво отражался заваленный остатками жратвы камин. На паркете была накидана бесформенная груда тряпья.

– Знакомьтесь, – обратился Зевс к присутствующим. – Это Максим.

Осел отвлекся от обнюхивания трупа придавленного люстрой официанта и приветственно фыркнул. Артемида, не переставая лобызаться с Аполлоном, скосила глаза и помахала рукой. Дионис картинно приподнял шляпу и решительно заявил:

– Штрафную! Штрафную, мать твою!

– Я не… – начал Долгов, все еще не оправившись от шока.

– Чего ты «не», чего ты «не»! – передразнил его юноша. – Все ты «да»! Ну-ка иди сюда, сейчас на брондер… бундер… на брудершафт тяпнем! Так это у вас называется, кажется?

– Давай-давай! – ободряюще сказала Афродита. – Богу пьянства отказывать нельзя…