— Нечего позволять всяким нужным людям себе ладошки облизывать… Это что такое вообще? А если б я не приехал? Это хорошо, что Ар звякнул, что тут полно уродов, тебя глазами раздевающих…
— Так и знала, что это ваша святая троица опять! — с досадой пытаюсь я вырвать руки, — не Хазар, так Ар, не Ар, так Вася! С ума сошли совсем со своей ревностью! Ну Хазар, понятно, ему Анька нервы треплет, и он ей тоже… Ну а вы-то чего? Я же повода не давала никогда! И Ляля. И уж тем более Ланка!
— Знаешь, Марусь… — Каз неожиданно останавливается, прикладывает мои пальцы к своей колючей щеке, смотрит серьезно, — мне иногда так страшно… Ты не представляешь… Ночью просыпаюсь и тебя взглядом ищу все время. Ты помнишь, с Андрюшкой в детской как-то уснула, так я, когда тебя в кровати не нашел среди ночи, думал, сердце остановится… Прямо как тогда, два года назад…
— Не вспоминай… — шепчу я, вздрагивая.
— Не могу… Никогда не забуду… Пришел, а у тебя палата пустая… Я подумал, что ты… Что с тобой что-то… Всех перетряс, и Аньку тоже. Мне потом Хазар за это отдельно по роже настучал, но плевать было… Если бы она не сказала, по какому маршруту ты уехала, я бы… Черт…
— Мне надо было, ты же знаешь… — шепчу я, не оправдываясь, но все равно очень остро чувствуя его эмоции.
Мы как-то научились это делать за два года совместной жизни. Наверно, все дело в том, что когда металл плавят огнем, то частички пламени остаются внутри холодной заготовки. И молекулы металла проникают в огненную стихию.
— Я знаю… — так же, шепотом, отвечает мне Каз, — и мне, как выяснилось, надо… Родню нашел… — криво усмехается он.
Я только вздыхаю.
Да, сходство Алекса и Каза, оказывается, имело под собой вполне реальные обоснования. У них была одна мать. Правда, отцы разные, и тем удивительней такая сумасшедшая похожесть. Каз провел расследование и нашел свою родную бабку, вырастившую Алекса. Их мать никогда не отличалась примерным образом жизни, гуляла, детей рожала, правда, в живых остались только двое. По крайней мере, про других Каз так и не смог выяснить ничего. Его самого мать бросила на улице сразу после родов, и никогда про него не вспоминала, не говорила никому, даже родной матери. А младшего, Алекса, родила в доме у своей матери. И, возможно, этим спасла ему жизнь. Вскоре после родов она снова загуляла и погибла, глупо, по-пьяни замерзнув на улице.
Невероятно грустная история, и я иногда думала, что зря Каз вообще решил ее раскопать. Бабка его сейчас в глубоком маразме, Каза при встрече назвала Алексом… И он больше туда не ездил. Насколько я знаю, он нанял человека, который помогает бабке, обеспечивает ее материально. Но встречаться больше не хочет.
— Марусенька… — зовет меня Холодов, но предусмотрительно издалека, видно, Ар успел провести разъяснительную работу. Да и вообще, Матвей Игоревич был свидетелем парочки не особенно хороших ситуаций, когда ревность Каза зашкаливала все возможные пределы, и потому сделал нужные выводы, — я бы хотел все же переговорить…
Каз мгновенно собирается, глаза сверкают злобно и жестко, он прижимает мои пальцы к своей щеке, шепчет яростно:
— Маруся, никаких мужиков, поняла?
— Да боже, кому я нужна на пятом месяце? — закатываю я глаза, показательно поглаживая живот.
— Всем нужна, — хрипит Каз, — и мне — особенно…
Я таю от огня в его глазах, и почему-то думаю: а было бы у нас это все, если бы когда-то очень давно он не увидел в интернете чужой портрет незнакомой художницы, так сразу и намертво запавший ему в душу?
Хотя, зачем об этом думать?
Частица “бы” — ложная.
А местоимение “мы” — реальное.
И оно у нас есть сейчас.