Хазарову, судя по лицу, на реакцию сына плевать с высокой колокольни, он поворачивает ноут к нам, показывая фотку из предвыборной кампании какого-то депутата:
— Этого видел?
Ванька удивленно таращит глаза и кивает.
— Точно? — Хазаров хмурится, пристально смотрит на Ваньку, — может, ошибся? Ты же его долю секунды видел всего?
— Ничего не долю, — обидчиво отвечает Ванька, — я его хорошо запомнил! Он орал еще матом, что какого хера тут шляются всякие…
И сказал, кто именно, шляется.
Я только глаза ладонью прикрываю. Сил бороться с ним нет, тем более, что и вины ребенка тут тоже никакой. Это всякие уроды за словами не следят.
Хазаров не показывает, что ему не нравится, как разговаривает его сын, наверно, ничего особенного не видит?
Кивает, разворачивает к себе экран, захлопывает ноут.
Встает:
— Идите есть, потом спать.
Судя по всему, на этом аудиенцию и разговор можно считать завершенными, но я не согласна.
— Подождите, вы ничего не объяснили же! Кто эти люди? И что им надо от Вани? И сколько это будет продолжаться? И вообще… Может, нам можно возвращаться уже? Тех людей сдали в полицию же? Они все рассказали?
Хазаров смотрит на меня с легким недоумением, а Ванька рядом шипит тихо:
— Вот ты наивняк…
Я хмурюсь, сдерживая желание шлепнуть засранца по затылку, требовательно смотрю на Хазарова.
— Я просто хочу знать, сколько это продлится. У меня работа, я уже говорила… И Ваню надо домой, его мама беспокоится, наверняка.
— Нихера она не беспокоится… — вставляет Ванька, отворачиваясь.
Я тут же принимаюсь убеждать:
— Вань, конечно переживает… Она же спрашивала тебя сегодня, где ты?
— Нет, не спрашивала, — поджимает он губы, — но тут я тоже не буду, поехали домой, раз все нормально уже.
— Вы останетесь тут, — спокойно говорит Хазаров, — пока я все не выясню.
— Но вы же… — я киваю на ноут, — узнали всех? И документы… Я думаю, что мы вообще не интересны уже с Ваней… И нападающие в полиции…
Рядом раздается “пф-ф-ф” от Ваньки, и я, не выдержав, разворачиваюсь к нему:
— Да что ты все фырчишь? Сергей вызвал скорую, они обязаны в полицию сигнализировать… Это преступление, вообще-то! И, кстати, вам тоже может грозить превышение самообороны… — я смотрю на Хазарова, — я думаю, надо в полицию, я готова, если что, главное, чтоб нас там не арестовали с Ваней, но теперь-то явно не сделают такого… Зная, чей он сын, что мы не просто обычные люди… С улицы…
— Иди, ребенка укладывай спать, — все так же спокойно и равнодушно отвечает Хазаров, игнорируя мои слова полностью!
— Не буду тут спать! — Ванька, как всегда, когда кто-то пытается ограничить его, мгновенно приходит в ярость, забывая про то, что совсем недавно ему тут очень даже нравилось, — поехали к тебе!
— Спокойной ночи, — Хазаров кивает на выход, и я, подчиняясь, молча подталкиваю грозного Ваньку к двери, бормоча что-то про утро вечера мудренее и прочий бред.
В коридоре Ванька еще пытается возбухать, но я его, без свидетелей, быстро усмиряю:
— Ванька, хватит! Он твой отец, он лучше знает ситуацию. Если говорит, что нельзя никуда, значит нельзя.
— Да какой он отец!
— Судя по всему, самый настоящий… Он проверил…
— Да разве можно так быстро?
— За деньги все можно…
— И все равно!
— Ваня! — я не выдерживаю, все же, опыта в воспитании у меня нет совсем, потому и терпения не хватает, — все, ужинать и спать! А утром еще в бассейне покупаешься…
Слова про бассейн Ваньку немного смягчают, и он, все еще ворча, идет на кухню, есть творог, а затем ложится спать в комнату, расположенную рядом со моей.
— Ань, ты рядом будешь? — спрашивает он, разморенный после еды и душа, но все же неспокойный.
— Да, конечно, — я присаживаюсь на кровать, глажу влажные лохматые волосы, — я рядом. Ты же знаешь…
— Он тебя не выгонит ночью? Я боюсь, что проснусь, а тебя нет… — его голос подрагивает так остро, что у меня ком в горле появляется.
Сглатываю, чтоб не показать своей неуверенности, отвечаю:
— Нет, конечно, ну что ты… Вань, не делай из него монстра, он пока ничего плохого не сделал же…
— Ага… А мамка…
— Вань… Не думай об этом, утром поговорим, хорошо? Спи, день такой долгий был…
— Ага… Не уходи, Ань, пожалуйста…
Я ложусь рядом на одеяло, обнимаю его, маленького такого, кажущегося еще меньше на огромной кровати, глажу:
— Все будет хорошо… Спи… Баю-баюшки-баю… Не ложися на краю… Придет серенький волчок… И укусит за бочок…
— Это чего еще такое? — сонно спрашивает Ванька.
— Песенка, мне бабушка пела, — отвечаю я, — мама тебе не пела такую?
— Неа… Она не умеет петь… Спой еще? Почему за бочок?
— Чтоб не спал на краю, наверно…
— А чем плохо спать на краю?
— Упасть можно…
— Но ты же с краю лежишь, значит, я не упаду?
— Ни за что… Спи…
Когда я выхожу из комнаты, от мерно сопящего Ваньки, с недоумением ощущаю, как мокро щекам и больно глазам.
Надо срочно в комнату, умыться, но сначала попить.
Иду в сторону кухни и неожиданно натыкаюсь на темного человека в коридоре.
От внезапности и страха отшатываюсь, спотыкаюсь, падаю!
И у самого пола меня ловит крепкая рука, а удивленный мужской голос кажется слишком громким и резким:
— Это еще кто тут?
Глава 32