Убедившись, что с братом все нормально, Марина вернулась к смотровому монитору, вокруг которого сгрудились все немногочисленные сотрудники бывшего интербеза. Временно местом сбора стал терминальный зал, где раньше располагались подчиненные Сочнева. После смены власти сотрудников перешедших на сторону восставших не набиралось и наполовину зала. Большое опустевшее здание Управы казалось им теперь чужим и холодным. Это заставило их оставить свои старые кабинеты и собраться в одном помещении. Тем более что когда с Литейного сюда переведут ФСБ, то им все равно придется съезжать с насиженных мест. Ведь, как известно, новая метла метет по-новому. Ну а пока из ФСБ прислали лишь общие указания приступить к передаче архивов. Поэтому зал превратился ко всему прочему еще и в склад. На столах, на стульях, на диванах и даже на полу валялись старые бумажные папки и коробки с дисками. В общем, царил полный кавардак.
— Ну что там? — спросила Черная, подойдя к Паше.
— Аут, Кремль взяли. Теперь вот ждем выступление переходного правительства, — ответил Сочнев, уставившись в монитор.
Кто-то сунул ей кофе и пару печенюшек. Они все сейчас пили кофе, чтобы не заснуть.
Картинка как раз поменялась. Охваченный пожаром Кремль больше не показывали. Теперь репортаж велся из Думы, где временно расположилось новое правительство.
В большом зале для пресс-конференций за столом сидели шестеро человек. Малознакомые лица — чиновники и политики второго эшелона, ставшие в один миг новыми правителями. Из известных был только генерал Яров, принявший должность министра обороны. Как и следовало ожидать, журналисты обращались в основном к нему.
— Мне только, что сообщили: Госсовет арестован. Власть полностью перешла к нам! И я во всеуслышанье заявляю: Мы полностью поддерживаем Временный Комитет и Повстанческую армию. С этого момента Россия выходит из Земной Конфедерации! — пробасил генерал, когда журналисты умолкли.
Из зала посыпались вопросы.
— Кто вошел в новое правительство?
Яров перечислил несколько фамилий, а затем добавил, что ему предлагали занять должность премьер-министра, но он отказался.
— Что будет со старым правительством и президентом?
— Они будут содержаться под арестом до полного разгрома Земной Конфедерации, затем их судьбу решит суд…
— Да ну их нафиг, и так все ясно, — сказал Паша. — Давайте лучше посмотрим чего в Кремле твориться.
Все согласились, и Сочнев переключился на другую активную камеру «Свободы-ру». Репортеры уже успели установить аппаратуру на Красной площади, где собралась толпа солдат.
— Да здравствует Свободная Россия!!! Ура-а-а!!! — в один голос закричали несколько человек, заметивших, что их снимают. — Смерть чужим! Смерть конфедератам!…
И все подхватили этот клич.
— Смерть чужим! Смерть конфедератам! — воодушевлено кричали солдаты. Многие подняли оружие и стали палить в воздух.
— Смерть конфедератам!!!
— Смерть чужим!
— Смерть!!!…
Революция в прямом эфире! Вся эта вакханалия транслировалась напрямую в Сеть. Наверняка, в Нью-Йорке уже писали кипятком.
От переизбытка эмоций Марину стала бить дрожь. Рука сама потянулась за таблетками. Лишь путем невероятных усилий Марина сумела удержать себя.
Глава двадцать пятая
Наступил день четвертого июля. День Независимости Соединенных Штатов, отмечаемый в Америке с особой пышностью и размахом. Но только не в этот год. Потому что враг стоял у порога. Флот повстанцев, насчитывающий уже более полусотни кораблей, смел оборону ВКС и прорвался к Земле, поставив под вопрос не только праздник, но и существование самих Штатов. Не стоит удивляться, что восставшие так быстро добрались до метрополии. Казалось бы, прошло всего два месяца с тех пор, как начался открытый мятеж, а им уже рукой достать до окончательной победы. Все объяснялось до банальности просто. Это была самая настоящая революция, назревавшая годами. А революция, как писал Аверченко, подобна очищающей грозе. Ужасающе сильной и чудовищно скоротечной грозе, помноженной на скоростные темпы двадцать первого века, каждый год которого по стремительности событий равнялся десятилетию двадцатого века. Новый век окончательно победившей информационной цивилизации и гибкого конвейера диктовал новые сумасшедшие темпы. Чтобы внедрить какую-то идею в массовое сознание теперь требовалось не полгода, как пятьдесят лет назад, а неделя, максимум две. Воспользуйся уже готовой психической матрицей, отождествив, скажем, понятие Конфедерации с Чужими, и результат не заставит себя долго ждать. Аналогичная ситуация сложилась и в материальном производстве. На перепрограммирование конвейера уходило до смешного мало времени. Хочешь, консервная банка, хочешь, автомат. Только кнопки нажимай. Кто нажал первым, тот и победил.