Чужой. Сердитый. Горячий

— Детка моя, ну зачем же ты так убиваешься? — тихо спрашивает мама, поглаживая рукой мои волосы, а я ещё громче всхлипываю, остро вспоминая избитого Вадима а аэропорту. Чем усерднее меня жалеет мама, тем больше я поддаюсь слезам. — Вот увидишь, всё станет как прежде, — нашептывает мама, — Только нужно подождать, Ясенька… Он не хочет, чтобы ты страдала, слышишь? Он винит себя, когда видит твои слезы. Видела бы ты его… — мама аккуратно убирает волосы с моего лица, стирая с щеки слезы.

— Мама, я хочу побыть одна, — из меня вырвался не голос, а посаженный хриплый баритон из-за болезненных удушливых слез.

— Ясенька, ну что ты, солнышко, я не могу оставить тебя в подобном состоянии. Поговори со мной хоть немного, — просит мама, а я открываю свои глаза, врезавшись взглядом в стену.

— Мама, оставь меня в покое, — повторяю я, сдерживая свои порывы выкрутиться из ее рук и указать на дверь.

— Он твой отец, и может не растил тебя в щепетильной любви, но отдавал всего себя вам, и в большей степени тебе, Ярослава. Игорь всегда боялся за тебя едва не до сердечного приступа. У него болело сердце, даже когда ты сбивала коленки на улице…. Пойми, дорогая, не всем мужчинам свойственно показывать свою любовь, но он всегда за тобой присматривал, остерегал и помогал окрепнуть стержню в твоем характере… — не выносимо ее слушать, из-за чего я поднимаюсь и сажусь, частично ощущая, как обессилено моё тело после нескольких абсолютно неподвижных дней в постели.

Перевожу взгляд на маму, которая нежно улыбается.

— Пожалуйста… Я хочу побыть одна, — твержу я, взглянув в ее глаза. Она поджимает губы, и я уже думаю, что она собирается уйти из комнаты, как она снова улыбается.

— Покушай, котёнок, ты совсем бледная. Тебе нужно поправить здоровье, нервозность плохо влияет на твое самочувствие и…

Поднос летит на пол, когда я его спихиваю с ее рук. Яростная вспышка агрессии утихла, как только в глазах матери промчался испуг и начали слезится глаза. Я чувствую стыд, судорожно выдохнув, раскаиваясь.

— Прости… Прости, пожалуйста, я не знаю, что со мной. Прости, ты здесь не причем… Не злись на меня, мамочка, пожалуйста. Просто мне нужно побыть одной, — прошептала я, перехватывая ее руки. Она мужественно улыбается и смаргивает слезы.

— Ну что ты, детка, я ни капельки не злюсь. Всё понимаю… — она обнимает меня, и я крепко прижимаясь щекой к её плечу. Она утешающе гладит меня по макушке, не выпуская из объятий.

— Елена, что случилось? — окликает маму отец, из-за чего мы обе вздрогнули. И если мама повернулась, то я нет, смотря в противоположный бок от двери — в окно.

— Я случайно перевернула поднос, ничего страшного, сейчас всё уберу, — убеждает она отца, который через какое-то слишком долгое и напряженное время выходит, не забыв задеть меня своим колючим взглядом, который я ощутила своей кожей. — Хочешь, я на ужин приготовлю твою любимую творожную запеканку? — спрашивает она, присаживаясь у моей кровати, поднимая расколотую чашку, которая вылетела из подноса.

— Не откажусь, — слабо улыбаюсь я маме, заставляя себя быть максимально дружелюбной и милой, не обращая внимание на зудящее чувство в груди, которое хочет вылезти из меня удушливым всхлипом и горячими слезами.

Мама промокает столовой салфеткой паркет, воодушевившись моим аппетитом впервые за четыре дня. Как только она выходит из комнаты, я грузно ложусь на подушку, пробуя задушить в себе обиду и злость.

Борьба самой собой слишком невыносимая. И только тлеющая надежда встретиться с Вадимом, заставляет меня усердно думать над реализацией своего заветного желания.

***

Дерзкий план, который приходит мне в голову буквально за сутки до возвращения брата, заставляет воодушевиться и использовать все свои возможности в полную силу. Из этих возможностей у меня только мозги и надежда.

Сумку я собираю вечером, пока отец громко смотрит новости в гостиной, а мама готовит ужин на кухне. Предоставленное мне время я использую по максимуму, собрав самые нужные вещи, спрятав сумку.

Снова ворочаюсь по кровати до глубокой ночи в раздумьях, в сомнениях, в тоске и внутренней борьбе. Невозможно спать, думая о Вадиме, вспоминать эти несколько идеальных недель в дали, кажется, от всего мира.

Как он там? Скучает ли по мне так же сильно, как и я по нему? Вспоминает ли он меня с теплотой на сердце, как и я каждую минуточку своего существования так далеко от него? Борется ли он вместе со мной… За нас?

Мое сердце отвечает мне — да. Борется. Я чувствую и до чертиков сильно тоскую.

Под самое утро я слышу тихие, но тяжелые шаги отца, остановившегося прямо у моей двери. Видимо, нам двоим не спится… Если он снова словит меня во время побега — точно посадит на цепь.

Свет из коридора откинул тень его ног, пока он стоял напротив моей двери так долго, что я думала, он уже не зайдет. Насторожено вслушиваясь в тишину, понимаю, что отец наконец-то решил отпереть дверь. Очень тихо, видимо, не желая потревожить мой сон.