Чужой среди чужих

А вот, кстати, господин граф, почему это на Таларе все друг друга называют на «вы»? «Барон, вы не правы», «Граф, вы свинья», «Вы, маркиз, и вы, маркиза, – а не пошли бы вы оба на…»

Вежливый мир, вежливые люди. Даже на хер – и то на «вы» посылают. Хотя явно удобнее на «ты». Неужели не догадываются?

Вот и встает вопрос: откуда они этого понабрались – столь подчеркнутой обходительности в обращении? Ведь если разобраться, мы, неунывающие таларцы, живем задолго до Римской империи. В глубоком-глубоком прошлом…

Сварога всегда удивляло, почему некоторые факты и сведения, не самые важные, нужные или сенсационные, крепко-накрепко прилипали к клейкой стороне его памяти. Причем после единственного с ними ознакомления. Тогда как другие, гораздо более полезные для жизни, усвоенные неоднократным повторением, куда-то без вести пропадали или так глубоко ложились на дно, что поднимать их замучаешься. И получалось, что разбуди его посреди ночи и спроси, каков размах крыльев альбатроса, он без заминки выдаст – до четырех с половиной метров. Хотя эту ерунду слышал всего лишь раз в телепрограмме «В мире животных». А вот когда состоялся переход Суворова через Альпы, каковой вопрос он старательно заучивал по курсу военной истории, – если и вспомнит, то после продолжительного раздумья.

Среди прочего засела в его голове и история, вычитанная им в журнале… «Наука и жизнь»? «Вокруг света»? – пес знает. В общем, одном из тех, что листал он иногда, развеивая скуку и серое однообразие службы, в библиотеке военгородка. История происхождения обращения на «вы» – обращения к одному человеку зачем-то во множественном числе. А зародилось оно после распада Римской империи на две части: западную, собственно Римскую, и восточную, Византийскую. Каждой правил свой император. И пошла мода, обращаясь к тому или другому императору, говорить ему «вы», имея в виду непосредственно его и равнозначного ему коллегу. Потом понравившееся обращение переняла знать, сделав его формой вежливости. Оттуда, из тех времен и народов, оно поползло дальше по Европе. А до того прекрасно обходились одним тыканьем. И ничего, жили как-то, не обижались.

На Русь-матушку, продолжал припоминать Сварог, выканье пригнал в петровскую эпоху мутный поток заимствований из европейских языков. И вместо патриархального, отраженного в сказках тыканья друг другу вне зависимости от чинов и званий («не вели казнить, царь-батюшка, вели слово молвить») стало утверждаться множественное число.

Вот и спрашивается: неужели на Таларе были свои Римские империи, два равновеликих императора? Или то же самое возникло у них, но по другим причинам? По каким, любопытно? Ни с того ни с сего ничего не появляется…

М-да, запал вопрос в душу, как заноза в задницу. Наутро, если вопрос не рассосется сам собой, надо будет расспросить Борна. А если и он не знает, придется тащиться в Магистериум. Когда и если выкрутимся из этой заварушки и вернемся в родной замок. У тамошних умников, глядишь, и разыщется в пыльных залежах разъяснение. Ну а если нет, придется заделаться интеллигентом и посвятить остаток семисотлетней жизни кропотливой изыскательской работе, чтобы в итоге написать и защитить в Магистериуме диссертацию – «История происхождения обращения на «вы» на Таларе». Ха-ха…

Удивительное дело, но Сварог и сам не заметил, как подкрался сон и укутал его своими бархатными крылами.

Сновидения, посетившие его, были странные, причудливые и очень реальные.

Сварог оказался в вечернем городе – ему совершенно не знакомом, однако, как это часто бывает во сне, он откуда-то знал здесь каждый переулочек.

Он неторопливо шел куда-то по широкой мощеной улице; его окружали суровые старинные дома в готическом стиле, из окон лился приглушенный свет и доносилась негромкая музыка с навязчиво повторяющимся контрапунктом – скрипки, валторны, клавесин, хор… За гардинами мелькали смутные тени – то ли танцующих, то ли неспешно прохаживающихся туда-сюда гостей. Звенели бокалы, слышался смех.

Солнце уже село, небо было серым, вдоль тротуаров зажглись газовые фонари. Накрапывал мелкий дождик, скрадывающий звуки, более похожий на туман, и вокруг каждого фонаря неярко горел желтоватый дымчатый ореол.

Несмотря на вечернее время, людей на улице было много – мужчины и женщины прогуливались под руку и поодиночке, но все почему-то шли навстречу Сварогу. Ни одного лица он разглядеть не смог – мешали широкополые шляпы, надвинутые на глаза капюшоны плащей и темные зонты. Когда люди проходили мимо фонарей, у них из-под ног выползали тени, удлинялись, деформировались… и исчезали под следующим фонарем.